Он кричит:
– Я поэт! Да что ты вообще понимаешь!
У тебя ни аудитории, ни имени, ни лица!
Композиция – бред, твоя рифма – квадратно-прямая,
Ты – ремесленник, я пред тобою – царь!
У меня что ни стих – огонь, и строка живая,
Под которую плачет или вопит толпа!
(Я молчу и киваю, четвёртый стакан наливаю,
И даю ему выпустить пар).
Он:
– Не надо мне тут снисходительности! Попробуй,
Обоснуй, возрази – я ж вижу в глазах сарказм.
Ты упрямством своим практически дар угробил,
Потому что, видишь ли, правда не напоказ.
Дни, недели без строчки – и всё, из потока выпал,
А мог бы рядом со мной, плечом к плечу!
(Я слежу, и когда он чай практически выпил,
Добавляю горячего по чуть-чуть).
Он ехидно:
– Знаю, не одобряешь. А я в учебник
Попаду – пусть не весь, но что-то войдёт в века.
Это – знак признания! Что ты молчишь, ущербный?
(Я киваю и подаю стакан).
Пять минут тишины он тихо прервёт вопросом:
– Почему? Ты же можешь, ну что с тобой, что за беда?
Ставя в раковину стаканы, отвечу:
– Поздно,
По домам пора.
Я – не ты, уже никогда.
И тогда он молча почует, что вечер кончен,
И что времени ему осталось – всего ничего,
Прыгнет в будущее назад и портала печальный прочерк
Застегнёт,
Ещё надеясь, что прошлое – не его.
