Как только дверь запирается на засов,
На сальных кухнях постсоветских образцов,
Наливается спирт, и твердая ткань резцов
Рвет огуречную мякоть.
И вспоминается день, бесцельный как и вчера,
Какое же это счастье-пойло по вечерам?
И эта мысль точит остатки выгнившего нутра,
Да так, что хочется плакать.
И крепкий мужчина, себя возомнивший бардом,
Чьи руки по локоть исписаны в черных картах,
Отдав дань великому, непокорному Бонапарту,
Плеснёт янтаря, не вторя каким-то датам,
Который, как медленный яд, достигает цели.
Хотя если верить Парацельсам и Авиценнам,
Лишь доза решает: стать веществу панацеей
Иль всё-таки ядом.
На площади пусто, как будто зимою на пляже,
Фонарный огонь освещает мужчин в камуфляже
На серых билбордах, где надпись рябит, мол, ляжем
Костьми за родную землю,
И коль эти лозунги кого-нибудь будоражат,
То вряд ли об этом кто-нибудь прямо скажет.
Серый билборд на осенне-унылом пейзаже,
Конечно же, неотъемлем.
Окно запотевшее скрипнет под натиском пальца,
И листья, что пляшут по кругу со скоростью вальса,
Предстанут, подобные старым танцорам-скитальцам,
Лишенным обители.
И крепкий мужчина, слегка перешедший за
Черту допустимых промилле, помолится образам,
Прикроет тяжёлые веки, чтоб выцвевшие глаза
Всё это не видели.
Пусть только стеклянный квадрат в обветшалой стене,
Соседствует гранью внутри, точно так же, как вне,
С мирами двумя, что прятали стены. Но не
Спасет от вмешательства.
И мысли о том, что уставший от мокрых аллей,
Как кость в пищеводе, застряв в поглощающей мгле,
Рванет в город Солнца, оставив записку жене:
"Прости, обстоятельства",
Доводят до дрожи в коленях, до боли в груди...
Как жаль, что тот путь оборвется в начале пути,
И сорок второй понедельник промолвит "иди",
И он покорится.
Едва ли освоив два пункта: работа и дом,
Скользя иногда между бедер случайных Мадонн,
Мечтает из памяти вытереть всё, происшедшее "до",
И глупые лица.
... Чернильное небо становится бледным пятном,
Его a рriori смешали с парным молоком.
А утро, сожравшее ночь бессовестным ртом,
Возникло как tumor.
Шипящее радио глотку дерет о погоде,
Янтарный напиток в бутылке уже на исходе,
И если есть город, где нового не происходит,
Зачем он придуман?