Зеленится укроп. Майонез на салатном листе.
На поджаристом хлебе расправленный сыр и горчица.
Я всё думаю, как же бы так изловчиться,
Чтобы сделать вкуснее, ведь я не из тех
Кто сдаётся, завязнув в бессчетных слоях. И когда
Бутерброд начинает кренить как Пизанскую башню,
За него и себя мне становится страшно.
Мне – обычному взрослому не по годам.
На тарелку красиво кладу его – вот же в чём соль!
Свет ногою в дырявом носке выключаю на кухне,
Балансирую телом, авось ка не рухнет.
Электронки моргнули в двенадцать часов.
В полутьме томно шаркаю в комнату – маленький дед,
Запинаюсь и с грохотом падаю, лакомство – тоже.
Муравей пробегал, шелестя многоножкой,
И подумать не мог о внезапной беде.
О внезапной еде. Почему с неба валится хлеб
С колбасой, приминая нещадно космической массой?
Он молил муравьиного бога так страстно
О простом муравьином на бренной земле.
О простом, чтобы выдержать, вылакать сброшенный груз.
О таком, чтоб принять от и до, не распавшись на части.
Не разбиться летящей тарелкой на счастье,
Не загнить от него в один день поутру.
Насекомая жизнь, для него бутерброд – это яд.
Поднимаю осколки, продукты. Теперь ты свободен.
В безмятежном, привязанном к полу народе,
Оказалось, что тот муравей это я.
