"Слёзы с неба"

Пошёл дождь. Я вытянул руку перед собой и молча наблюдал за тем, как в ней собирается дождевая вода. Капля за каплей она собиралась в моей руке. Скоро в моей ладони капли превратились в маленькое озеро. Как удивительно тихо на поле боя после сражения. Как удивительно спокойно на поле боя после сражения. Я остался стоять. Нет, я остался жить! Хотя передо мной всё так же безмолвно лежали тела моих павших товарищей и убитых нами врагов, я выжил и остался стоять. Словно околдованный, я смотрел на это маленькое, появляющееся и исчезающее озеро в моей ладони. Дождь продолжал идти. Столько капелек уже успело сменить те капли, что появились в самом начале этого маленького озера в моей ладони. Не отрываясь, очарованно смотрел только на это маленькое озеро, хотя кругом лежали мёртвые друзья и недруги. Нет, лежали только мёртвые, что больше не были – не могли быть ни друзьями, ни врагами! Кем же тогда они были? Взглянув перед собой, я увидел всё то же поле боя. Кроме уже “не друзей” и “не врагов” повсюду валялись ненужными и бесполезными копья и пики, погнутые сабли и осколки мечей благородных рыцарей, щиты – если не разбитые в пух и прах булавами и секирами – то усеянные стрелами, словно спины ежей иголками. Только вот острия этих иголок торчали вовнутрь, и потому ежи-щиты лежали мёртвыми и немыми. Какой же гул стоял здесь тогда! А теперь так тихо и хорошо. А ведь могло бы быть ещё лучше! Если бы только … если бы … только … если бы только мы все не пришли сюда. Тогда все были бы живы. Где-то вдалеке я услышал, как добивают врагов и ищут ещё живых соратников. На другом конце этого поля, над которым вихрем и ураганом пронеслась битва; этого поля, которое стало ареной для безумия и насилия было то же самое, только наоборот – добивали наших, кто был им недругом и искали своих, кто приходился неприятелем нам. Какое огромное поле. Какая безумная битва! Сколько боли и горя собралось в одном этом месте! Скоро соберутся падальщики и мародёры. Скоро! Очень скоро. Моя левая рука продолжала сжимать копьё. Я сжимал его так крепко, словно битва должна продолжиться. Словно мало было кому-то внутри меня той битвы, что уже пронеслась здесь. Я сжимал древко копья, а затем вдруг выронил его – копье! Оружие, которое я когда-то поклялся не выпускать из рук никогда. И я был верен этой клятве много лет. Глупая, никому ненужная верность холодному металлу, выкованному руками легендарного мастера-кузнеца. Умирая, этот человек сказал мне, что я единственный, кто владеет копьём лучше, чем он, и потому достоин этого оружия. Я гордился оказанной мне тогда честью. Теперь не горжусь. Я подставил правую руку, присоединив её к левой, и дождевые капли продолжили собираться в них. Теперь маленькое озеро, умещавшееся в одной ладони, могло стать больше. Я завороженно смотрел на свои ладони и на воду, превращающуюся из маленького озера в озеро чуть больше – озеро размером с две ладони. Наверное, если бы бой начался вновь, то я бы погиб. Наверняка бы погиб! Но даже не заметил бы этого. Кто знает, быть может, никто бы не заметил меня – человека, который собирал дождевую воду в своих ладонях, верящего, что вода в моих руках становится маленьким озером. Затем я посмотрел в небо. Оттуда на меня и в мои ладони падала и стекала по моему лицу небесная вода. Я поднял вверх руки с маленьким озером из дождевых капель столь бережно, что не проронил ни единой капли. В эти мгновения мои губы шептали слова молитв, а в моей голове проносились причудливо-чудесные образы. Быть может, я жаждал вернуть небу его слёзы или хотел сказать, что мне удалось собрать их и что очень дорожу ими. Затем я поднёс их к своему лицу, закрыл глаза и омыл слезами с неба свой лоб, свои глаза, ощутил губами необыкновенную прохладу небесных слёз. Собранные моими ладонями капли стекали по моему лицу не так, как это делала вода с неба. А потом я почувствовал чью-то руку на своём плече, но не испугался от неожиданного прикосновения, прервавшего столь внезапно меня. Внутри меня больше не осталось тревог и беспокойства. Обернувшись так, словно в этой жизни меня уже никто и ничто не могло ни удивить, ни испугать, я встретился взглядом со своим другом. Он ушёл на войну год назад и не вернулся. Его тела не нашли, но никто не сомневались в том, что он погиб. Выходит, всё это время он был жив, и он сражался здесь со мной, а я даже не знал об этом? На душе мне сделалось столь радостно – мой друг жив! – Пойдём, – сказал он, и мне послышалось, как где-то вдалеке прогремел гром. – Пойдем. Я долго ждал тебя. Нам пора. – Куда? – удивился я столь искренне, что лицо моё, наверное, выглядело в эти мгновения так же наивно, как у маленького ребёнка. В глазах друга я увидел, что это так. Он был рад тому, что в моей душе ещё жил тот “ребенок”, которого он спас много лет назад. Мой друг улыбнулся и ответил. – Туда, – он посмотрел вверх – в само небо. – Туда? – снова удивился я. – Но ведь человек не птица, чтобы летать! Или же … ты хочешь сказать, что мы… – я не договорил, пытаясь осознать услышанное. Но мой друг сказал это так легко, словно мы и впрямь могли полететь, словно птицы, и оставить это печальное место навсегда. – Мы не мертвы. Мертвы они, – мой друг кивнул на тех, кто бродил, ища живых и тех, у кого могло оказаться что-то ценное. – Отвратительно! – мне стало до того противно, что я готов был броситься на них и растерзать, даже несмотря на то, что это были солдаты одного из наших корпусов. – А ты ожидал чего-то другого? – теперь удивился мой друг. – Однако нам пора. Пойдём, – несколько более настойчиво произнёс он и я последовал за ним в это удивительное небо, чьи слёзы только что очистили мою душу.