Их видно и в полдень
В этот выжженный полдень мне черные звезды сияли
Звезды в небе зияли дырявом
Их видно и в полдень
Их видно и в полночь.
А под этими звездами в солнечном нашем дворе
Хороводы водили бродяги с обломками тел
Всё звенели стеклом и кружились они
Всё кричали, как мухи
Хороводы водили, планетам сродни
Лишь бы смехом перекричать
печаль
Выпорхнуть заживо
из духоты себя
Лишь бы кто-нибудь рядом был
Лишь бы только его не видеть
Лишь бы мне в них себя не видеть
Но зачем-то стою и стою у окна
Точно что-то случится
И я чиркаю спичкой, ведь там, за окном
Снова вспыхнула ссора
Распались объятья и радость угасла
Мне пора выходить, чтобы встать среди тех,
Кто по улицам носит лицо свое, будто помойный пакет
Наверху, впереди, позади –
Ничего уже нет.
Сверху только соседи зальют похоронной водой
Снизу тяжестью гроба молчат старики
Вдоль стены заржавел пищевод
Впереди за окном хоровод
Вот.
В этот выжженный полдень я встал среди этих людей
Мы открыли бутылки и стали отчаянно пить
И один говорит, обернувшись:
Мы в полдень смеемся
Мы в полночь рыдаем.
нам задумчивый сын надевает штаны
нам печальный господь в пересохшие рты
Возлагает монетку
Прикрывает стыдливо он дверь за собой
Сожалеющий взгляд он бросает им вслед:
Ах вы, детки мои, непутевые
А других-то и нет.
Нам привозит весну, грохоча, грузовик
Белоснежную пену он в грязь разгружает:
А ведь сердце забьется.
В жены пьяную бабу нам выдаст подъезд
Чтобы вечно ходила она в синяках
А ведь все-таки любишь.
Утро нам старший брат, отсидевший в тюрьме
На лицо он нам солнцем садится
А ведь мы улыбнемся
Пусть родители плачут в червивых гробах
И травой зарастает тропинка до них
А ведь все-таки помним.
Третью рюмку поднимем за всех, замолчав
Так, что черные звезды сверкнут в отупевших очах.
Говорю -- обернувшись.