Мне 42. Я иду в Изумрудный город.
Веришь – не веришь, - мы все еще не дошли.
Умер Тотошка. Страшила уже не молод.
А Дровосек вечно в ржавчине и в пыли.
Лев похудел и шерсть по бокам – клоками,
Снова линяет, глаза поменяли цвет.
Честно признаться, нас всех уже тянет к маме…
Только, наверное, мамы давно, как Тотошки, нет…
Призрак Гингемы преследует нас, похоже
(Тут волшебство башмачков не берем в расчет):
Утром в стране мигунов не прошли таможню,
Вечером… Кто же там знает, что снова ждет?
В замке сидит Людоед и палаш свой точит,
Брызжет слюной в предвкушении сочных тел.
Жертвы готовы. И просят, про между прочим,
Чтоб он приправ повкусней положить успел.
В маковом поле давно уже нет тех маков…
Век двадцать первый…Такие вот, брат, дела:
Сколько бы ни посылалось волшебных знаков,
Люди упорно ищут Морфея Зла.
Лес с саблезубыми тиграми рос в ширину пол - века.
Звери старели, но ярость дедОв подала плоды:
Внуки клыки заточили в охоте на человека
И заметать привыкали кровавых расправ следы.
Нам повезло: миновали зубастых чащу,
Уберегли измочаленный арсенал
Качеств тех самых – искренне-настоящих,
Что, заблуждаясь, каждый во вне искал…
Сердце, мозги и смелость даны с рожденья.
Землю свою обрести бы. Одну для всех.
Гудвин Великий – Ужасный нас ждет, наверно.
Только сбежит под финал без больших помех.
Руку держи мою… Гудвин ли, маки, тигры, –
Всё это пешки на поле, где ты - чужой…
Чувствуй, дыши, проникайся, забудь про игры,
Сердцем касайся и вечной живи Душой.
Вместе найдем, - только верь, - Изумрудный город!
Он, без сомненья, - начало больших начал.
Мы повзрослели, но это - совсем не повод
Бросить дорогу из желтого кирпича.
