Мери

Венчалась Мери в ночь дождей,

и в ночь дождей я проклял Мори.

Не мог я отворить дверей,

восставших между мной и ей,

и я поцеловал те двери.Я знал — там упадают ниц,

колечком палец награждают.

Послушай! Так кольцуют птиц!

Рабынь так рабством утруждают! Но я забыл твое лицо!

Твой профиль нежный, твой дикарский,

должно быть, темен, как крыльцо

ненастною порой декабрьской? И ты, должно быть, на виду

толпы заботливой и праздной

проносишь белую фату,

как будто траур безобразный? Не хорони меня! Я жив!

Я счастлив! Я любим судьбою!

Как запах приторен, как лжив

всех роз твоих… Но бог с тобою.Не ведал я, что говорю, —

уже рукою обрученной

и головою обреченной

она склонилась к алтарю.И не было на них суда —

на две руки, летящих мимо…

О, как я молод был тогда.

Как стар теперь.

Я шел средь дыма, вкруг дома твоего плутал,

во всякой сомневался вере.

Сто лет прошло. И, как платан,

стою теперь.

Кто знает, Мери, зачем мне показалось вдруг,

что нищий я? — И в эту осень

я обезумел — перстни с рук

я поснимал и кинул оземь? Зачем «Могильщика» я пел?

Зачем средь луж огромных плавал?

И холод бедственный терпел,

и «Я и ночь» читал и плакал? А дождик лил всю ночь и лил

все утро, и во мгле опасной

все плакал я, как старый Лир,

как бедный Лир, как Лир прекрасный.