Распластанный как в Трое павший грек,
В плацкарта ложе-полке-бельэтаже,
Смакуя данность скудного пейзажа
В окне, где отражается узбек,
В атласной тюбетейке, вверх ногами
Читающий газету, с сапогами,
Забравшись на кушетку… Скорлупа
Яичная разбросана повсюду.
Неубранная с завтрака посуда,
Меж ними тараканяя тропа,
Стаканы. В них нирвана... Алкоголь
Берет свое и утихает боль.
Растерзанный и стекший по ножу
Кровавой и бесмысленною жертвой,
С нелепым утешеньем: “все, мол, смертны...”
Лежу, дышу, ворочаюсь, пишу.
Скольжу глазами вдоль по проводам,
Рогаткам телеграфных мачт, деревьев,
Провалы сортируя и прозренья,
Пытаясь посвящать себя словам.
Но толку в них немного - та же боль,
Без права на любовь и состраданье,
Все та же грусть и тайное желанье
Сойти с подножки станции любой.
Холодный чай и мутное стекло,
В котором третий день все те же степи.
Поджав колени в оскверненном склепе,
Бунтует мозг и тело затекло.
Небритый греховодник проводник,
Старухи на перонах с их селедкой,
Картошкой, бражкой, холодцом и водкой,
Диспетчера свисток и бабы крик.
Детей вослед бегущая орава,
Уснувший на вещах, облезлый пес,
Сурьма небес и медный купорос
Внезапных сумерек у головы состава.
Ночь... Поезд все ползет за горизонт.
Прикуривая в тамбуре от спички,
Довольный дембель, золотые лычки
На красном поле бархатных погон,
Спешит поведать мне своих историй
Бессвязных суть. Молчание храня,
Ему в душе пoддакиваю я,
Забыв на миг про собственное горе…
И снова стук колес терзает слух,
Жаргон и соль соседских анекдотов,
Отрыжка, храп, зевота и икота,
Писк комаров, ветра, жужжанье мух.
Чем дальше от тебя, тем ближе ты
И безразличны сердцу километры,
Рассудку - пепел, пущенный по ветру,
Душе - полет несбывшейся мечты.
И снова стук колес и мира тлен,
Тревожный сон и день за ним грядущий,
Который обещает быть не лучше,
Чем перспектива скорых перемен.
И так до дня Великого Суда:
Порой, судьба бесмысленно сурова,
От станции до станции, и снова
Мой путь, из ниоткуда в никуда.
