6 мин
Слушать

Не может быть

Пётр Петрович развернул свой завтрак и стал есть яблоко.

Кусок хлеба с маслом он положил на подоконник.

Я стоял за стеклянной дверью и тоже ел яблоко.

Большой кусок хлеба с маслом я положил на подоконник.

Пётр Петрович поднял кверху яблоко и показал на бутерброд.

Он как бы говорил:

Какое совпадение!»

Мы улыбались друг другу, и я вспоминал.

Во втором классе я сочинил стихотворение.

Я никак не мог решить, хорошее это стихотворение или нет.

И стоит ли его читать?

А вдруг это ужасное стихотворение?

Вдруг там чего-нибудь есть такое ужасное, что я не вижу?

Но в то же время, если я его не прочту никому, я так и не буду знать, что это за стихотворение.

А может быть, это замечательное стихотворение?

Что тогда?

Краснея и волнуясь, я сказал Петру Петровичу:

Я написал стихотворение!» В классе были мы двое.

Я специально выбрал этот момент, чтобы никого больше не было.

Это похвально, — сказал он, — прочти!» Я вышел на середину класса.

Зачем-то влез на парту.

Мне казалось, что стихотворение нужно читать непременно откуда-нибудь с высоты.

Не надо на парту, — сказал Пётр Петрович, — слезь, это вовсе не обязательно».

Я растерянно слез.

Читай на полу, — сказал он, — это лучше».

Я стал читать:

Шёл по улице портной.

Шёл спокойно, шёл домой,

В это время увидал:

Люди лезут на скандал…

Он вдруг перебил меня.

Куда, куда лезут?» — спросил он.

На скандал», — сказал я тихо.

Зачем?» — Он вовсю смеялся.

Лезут — и всё…» — сказал я.

Я не мог понять, почему ему так смешно.

Он вдруг прекращал смеяться, спрашивал:

Люди лезут на скандал?» — и опять начинал смеяться.

У него даже слёзы на глазах появились.

Ну, брат, насмешил», — сказал он.

Я обиженно молчал.

Наконец он спросил:

Сам, значит, написал?» —

Сам», — сказал я.

Сразу видно», — сказал он.

Что, плохо, что ли?» —

Нет, почему же, — сказал он, — смешно… давай дальше».

Дальше читать я не стал.

Не хотелось мне почему-то дальше читать это стихотворение.

Мне вспомнился этот случай, и мне показалось, что он тоже вспомнил сейчас этот случай и поэтому улыбается.

Сейчас-то я вижу, что это плохое стихотворение.

Сейчас-то я сам вижу…

Я взял свой завтрак с подоконника и быстро ушёл.

А Пётр Петрович остался.

Он помахал мне рукой, когда я уходил.

Два урока прошли очень быстро.

Я и сам не знаю, отчего это так бывает: одни уроки быстро проходят, а некоторые тянутся.

Я поднимался по лестнице.

Шёл в класс на последний урок.

Сзади меня говорили:

— Такие неожиданные вещи случаются не часто…

— Нет, это ужасно… это такая неожиданность…

— Ведь только что…

— В том-то и дело…

— Прямо… знаете… просто… как вам сказать…

— Нет, вы знаете, в это поверить трудно…

— И я, представьте себе, то же самое…

— Вы слышали, говорят, он пришёл домой…

— Что вы говорите!

Я этого не знал…

— Очень, очень неприятно…

— Изумительной души ведь человек…

— В том-то и дело… я и говорю…

Я сначала не очень-то слушал, что они говорят.

А потом стал прислушиваться.

По коридору неестественно быстро прошёл завуч Пал Палыч.

Пробежали по коридору несколько человек в одну сторону.

Я вошёл в класс.

Кира Велимбахова стояла на стуле и тоненьким голосом повторяла:

— Пётр Петрович умер… Пётр Петрович умер…

Тася Лебедева плакала очень громко.

В класс вошла Мария Николаевна и сказала:

— Тише, ребята, тише… это большое несчастье…

Она так же быстро вышла, как и вошла, и я подумал, что она могла этого не говорить.

Совсем не обязательно было входить в класс и говорить, что это несчастье.

Это и так ведь понятно…

Скрипнула резко дверь, и все повернулись.

Это Тася Лебедева выбежала из класса.

Завуч Пал Палыч сказал в дверях:

— Занятия сегодня кончились…

Зачем-то зазвенел звонок не вовремя.

Все стали уходить.

Этого не может быть, — думал я, — этого не может быть…»

Дома я сказал:

— Пётр Петрович умер…

— Этого не может быть! — сказала мама.

И отец сказал, что этого не может быть.

И отец и мать посмотрели в окно, как будто там, за окном, сейчас пройдёт траурная процессия…

Все траурные процессии проходят мимо нашего дома.

Были похороны генерала и похороны композитора.

Генерал был убит на войне.

Его привезли на родину с войны.

Убит он был где-то на западе.

Генерала везла на лафете от пушки шестёрка лошадей.

И было много всадников, много военных, много народу.

Несметное количество венков несли за гробом композитора.

Улицы колыхались, как море.

На балконах, в окнах и на крышах были люди.

Гремела музыка, и все шли медленно…

А за гробом Петра Петровича пойдут дети, наш класс и другие классы — вся школа.

Нет, я не пойду…

В день похорон я сбежал.

Я сел на электричку.

Помчались за окном дома и виноградники.

Я уезжал из города.

Поезд мчал меня за город.

Я вышел в тамбур.

Сел на пол.

Мысли прыгали в моей голове как сумасшедшие.

Я не знал, куда еду, и просто сидел.

Вся школа сейчас, наверное, идёт мимо наших окон.

Весь наш класс.

Все идут хоронить Петра Петровича, а я здесь сижу в этом тамбуре… Я всё хотел встать, пересесть на встречный поезд.

И поехать обратно.

И всё не мог.

На одной остановке долго ждали встречный поезд.

Все вышли из вагона и ходили по перрону.

Я встал и вышел на перрон.

Я видел, как мчался встречный поезд, я хотел перебежать через пути и сесть на него, поехать обратно.

Но я не сделал этого.

Я всё стоял, а когда раздался свисток, я вскочил в свой вагон и поехал дальше.

Когда поезд вернулся в Баку, я не слез.

Люди входили и выходили, а я сидел.

Опять я поехал из города.

Я сидел в углу и не смотрел в окно, хотя я всегда смотрю в окно.

Я смотрел на людей, но они ведь не знали, зачем я здесь, они и внимания на меня не обращали…

На одной остановке я сошёл.

Я пошёл к скалам.

Дул ветер, и море было зелёное.

Ветер гнал песок, и море шумело.

Было пусто.

И всё казалось странным.

Брезент с одного грибка сорвало ветром и понесло в море…

Солнце было сильное, и ветер был сильный.

И сильно били волны в скалы…

На обратном пути я выпрыгнул, не дожидаясь, когда поезд остановится, и вывихнул ногу.

Я еле до дому добрался.

Нога у меня распухла ужасно.

В школу я не ходил несколько дней, всё лежал с вывихнутой ногой.

Я считал себя трусом — иначе почему же я тогда не пошёл со всеми хоронить Петра Петровича?

Я просто трус, вот и всё!

Не мог я видеть мёртвого человека, который вчера был живой!..

0
0
172
Подарок

Другие работы автора

Комментарии
Вам нужно войти , чтобы оставить комментарий

Сегодня читают

Синяя борода
Сказка о старом Фонаре
Страдания юного Вертера краткое содержание
Я только малость объясню в стихе
Ryfma
Ryfma - это социальная сеть для публикации книг, стихов и прозы, для общения писателей и читателей. Публикуй стихи и прозу бесплатно.