Я б так хотел, чтоб все они вернулись,
мои соседи – в новое село,
с тех сталинских, краснознаменных улиц,
где в окнах не у каждого стекло,
где, если рухнет молния на крышу,
соломка, мигом высохнув, горит,
где я с утра и под подушкой слышу,
как на столбе центральном гимн гремит…
Увы, хоть и мелодия все та же,
и красный флаг вновь ходит по стране,
но нет народа… не осталось даже
учительниц бессмертных… где они?
Здесь фермеры из города… их дети
нарядные пред лужею стоят…
Здесь иностранцы по новейшей смете
скупают землю – черный шоколад…
Нет, никого я не виню отныне.
Я тоже убежал. К чему суды?.
Осел в очках, хожу в родной пустыне.
Хотя другим здесь видятся сады.
Здесь всё другое: двери здесь – стальные,
как в Польше – окна, как в Китае – верх…
Теперь пора бы и самой России
переменить название навек.
Чтобы не ранить душу непрестанным
напоминаньем о глухой судьбе…
Иль выгнать нас – чтоб по дальним странам
мы раскатились сами по себе.
Цыгане! Верно, мы не понимая,
что ждет нас, так любили страстно вас!
Ты спой мне, дева, дерзкая, чужая!..
Бери в ладонь – моей слезы алмаз!
Бери, бери! И стану я холодным,
циничным и веселым, так и быть.
Коль повезет – богатым, нет – холопом,
умеющим под вечер день забыть.
Бери, бери, я приплачу рублями,
но только забери… чтоб никогда
не жгла мне веки долгими ночами
проклятая соленая вода.
1996
