Когда наступает вечер

Когда наступает вечер, их становится больше. Они как будто выходят из серых замерзших стен. Какие они несчастные, смешные, помилуй Боже, такие совсем усталые, но гордые вместе с тем. Они шагают по улицам в рваных летних сандалиях, и кажется, что дорога их никак не придет к концу. Ну может быть, их обидел кто, с любимыми поскандалили… и мокрые ветки с радостью хлещут их по лицу.

Они ужасно лохматые, тоненькие, джинсовые, и кажется, будто воздух их раздавит в единый миг, им бы не пути наматывать — а ноги в тепло засовывать, и газ зажигать под чайником, и прятаться за дверьми. А эти шагают — будто бы шагают по тропке узенькой, отсюда — ни шага в сторону, а то совсем пропадешь. А где-то играет музыка. Ты слышишь — тихонько — музыка, такая смешная музыка, печальная, будто дождь.

Когда наступает вечер — они исчезают в принципе, такие, что смотрят ласково, чуть с жалостью на меня. Они большие и сильные, себя ощущают принцами — так пусть они будут принцами, но не на исходе дня. А я улыбаюсь вечеру, а я расплетаю волосы, пускай они там лохматятся по воротнику плаща. И дождь глядит недоверчиво, рисуя косые полосы на темных оконных впадинах и на забытых вещах. А я-то иду — по струночке, в руках моих-вся Вселенная, и шум отшагов — не громче, чем от голоса ящерки. Все выучено — до трещинки, с рождения до взросления, и ясень знакомый бережно коснется моей щеки.

Что ж, все спокойно и радостно, все так, как было задумано, а значит, можно и к чайнику, к халату, к теплой воде… Ну пусть я нынче простужена, ну пусть я круглая дура, но… Встречай меня, мой единственньш! Я где? Я не знаю, где…

А утром выйдешь — и нету их, джинсовых, мокрых, таинственных, которых согреть, утешить бы, да где их теперь найдешь? А нынче снилось, что кто-то там зовет меня: «Мой единственный…» Я вьплянул было в форточку, да слишком уж сильный дождь.