Мой папа не любит, когда я мешаю ему читать газеты.
Но я про это всегда забываю, потому что мне очень хочется с ним поговорить.
Ведь он же мой единственный отец!
Мне всегда хочется с ним поговорить.
Вот он раз сидел и читал газету, а мама пришивала мне воротник к куртке.
Я сказал:
- Пап, а ты знаешь, сколько в озеро Байкал можно напихать Азовских морей?
Он сказал:
- Не мешай.
- Девяносто два!
Здорово?
Он сказал:
- Здорово.
Не мешай, ладно?
И снова стал читать.
Я сказал:
- Ты художника Эль Греко знаешь?
Он кивнул.
Я сказал:
- Его настоящая фамилия Доменико Теотокопули!
Потому что он грек с острова Крит.
Вот этого художника испанцы и прозвали Эль Греко!
Интересные дела.
Кит, например, папа, за пять километров слышит!
Папа сказал:
- Помолчи хоть немного.
Хоть пять минут.
Но у меня было столько новостей для папы, что я не мог удержаться.
Из меня высыпались новости, прямо выскакивали одна за другой.
Потому что очень уж их было много.
Если бы их было поменьше, может быть, мне легче было бы перетерпеть, и я бы помолчал, но их было много, и поэтому я ничего не мог с собой поделать.
Я сказал:
- Папа!
Ты не знаешь самую главную новость: на Больших Зондских островах живут маленькие буйволы.
Они, папа, карликовые.
Называются кентусы.
Такого кентуса можно в чемодане привезти!
- Ну да? - сказал папа. - Просто чудеса!
Дай спокойно почитать газету, ладно?
- Читай, читай, - сказал я, - читай, пожалуйста!
Понимаешь, папа, выходит, что у нас в коридоре может пастись целое стадо таких буйволов!
Ура?
- Ура, - сказал папа. - Замолчишь, нет?
- А солнце стоит не в центре неба, - сказал я, - а сбоку!
- Не может быть, - сказал папа.
- Даю слово, - сказал я, - оно стоит сбоку!
Сбоку припека.
Папа посмотрел на меня туманными глазами.
Потом глаза у него прояснились, и он сказал маме:
- Где это он нахватался?
Откуда?
Когда?
Мама улыбнулась:
- Он современный ребенок.
Он читает, слушает радио.
Телевизор.
Лекции.
А ты как думал?
- Удивительно, - сказал папа, - как это быстро все получается.
И он снова укрылся за газетой, а мама его спросила:
- Чем это ты так зачитался?
- Африка, - сказал папа. - Кипит!
Конец колониализму!
- Еще не конец! - сказал я.
- Что? - спросил папа.
Я подлез к нему под газету и встал перед ним.
- Есть еще зависимые страны, - сказал я. - Много еще есть зависимых.
Он сказал:
- Ты не мальчишка.
Нет.
Ты просто профессор!
Настоящий профессор кислых щей!
И он засмеялся, и мама вместе с ним.
Она сказала:
- Ну ладно,
Дениска, иди погуляй. - Она протянула мне куртку и подтолкнула меня: - Иди, иди!
Я пошел и спросил у мамы в коридоре:
- А что такое, мама, профессор кислых щей?
В первый раз слышу такое выражение!
Это он меня в насмешку так назвал - кислых щей?
Это обидное?
Но мама сказала:
- Что ты, это нисколько не обидное.
Разве папа может тебя обидеть?
Это он, наоборот, тебя похвалил!
Я сразу успокоился, раз он меня похвалил, и пошел гулять.
А на лестнице я вспомнил, что мне надо проведать Аленку, а то все говорят, что она заболела и ничего не ест.
И я пошел к Аленке.
У них сидел какой-то дяденька, в синем костюме и с белыми руками.
Он сидел за столом и разговаривал с Аленкиной мамой.
А сама Аленка лежала на диване и приклеивала лошади ногу.
Когда Аленка меня увидела, она сразу заорала:
- Дениска пришел!
Ого-го!
Я вежливо сказал:
- Здравствуйте!
Чего орешь, как дура?
И сел к ней на диван.
А дяденька с белыми руками встал и сказал:
- Значит, все ясно!
Воздух, воздух и воздух.
Ведь она вполне здоровая девочка!
И я сразу понял, что это доктор.
Аленкина мама сказала:
- Большое спасибо, профессор!
Большое спасибо, профессор!
И она пожала ему руку.
Видно, это был такой хороший доктор, что он все знал, и его называли за это «профессор».
Он подошел к Аленке и сказал:
- До свидания,
Аленка, выздоравливай.
Она покраснела, высунула язык, отвернулась к стенке и оттуда прошептала:
- До свидания.
Он погладил ее по голове и повернулся ко мне:
- А вас как зовут, молодой человек?
Вот он какой был славный: на «вы» меня назвал!
- Я Денис Кораблев!
А вас как зовут?
Он взял мою руку своей белой большой и мягкой рукой.
Я даже удивился, какая она мягкая.
Ну прямо шелковая.
И от него от всего так вкусно пахло чистотой.
И он потряс мне руку и сказал:
- А меня зовут Василий Васильевич Сергеев.
Профессор.
Я сказал:
- Кислых щей?
Профессор кислых щей?
Аленкина мама всплеснула руками.
А профессор покраснел и закашлял.
И они оба вышли из комнаты.
И мне показалось, что они как-то не так вышли.
Как будто даже выбежали.
И еще мне показалось, что я что-то не так сказал.
Прямо не знаю.
А может быть, «кислых щей» - это все-таки обидное, а?
