Праздник короля
В стране великой и прекрасной
В эпоху смут и треволнений,
Раскачки маятников разных
И бесполезных словопрений,
Когда одни всего хотели,
Другие всё давно имели, –
И в ожидании потели
Конца всей этой канители,
Жил во дворце большом и светлом
Король, что царствовал согласно
Порядкам древним и прекрасным
Храня корону в сейфе тесном.
Монарх наш был особой робкой,
Жил монотонно, даже пресно
Толпы боялся слишком бойкой
Кричащей громко и нелестно.
Боялся он менять наряды
И заставлял своё семейство
Носить одно и то же к ряду
На каждое священнодейство.
Он на коня влезать боялся,
Чтоб не свалиться ненароком,
Мундир на нём безбожно мялся,
И шлем кривился левым боком.
Любил кататься на машине, –
Но только старой, – и бывало,
Что иногда худились шины
Зимой же часто поддувало.
Он был весьма сентиментален,
И обожал своих собачек,
Он был и к кошечкам лоялен,
И без ума от конных скачек.
Он был заядлый огородник,
В садах своих лелеял розы,
Он никудышний был охотник,
И ненавидел паровозы.
Раз в год, в столицу отправляясь
В вагоне ( не совсем любимом! ),
Он наблюдал в окно, теряясь,
Страну н�� расстоянье зримом.
Торжественно входя в Парламент,
Он тихим голосом, картавя,
Боясь не поломать Регламент,
Читал бумажку не лукавя.
И быстро покидал столицу,
Такую странную, шальную,
Чтобы попасть в свою светлицу,
И, неприятностей минуя,
Спокойно жизнью наслаждаться
В счастливейшем уединеньи,
С детьми любимыми играться,
В камин подбрасывать поленья,
И, отходя ко сну, на ложе
Супруге тихо улыбаться
( Ей был он верен невозможно, –
Таким теперь откуда взяться! )
Он чтил традиции ретиво,
Боялся очень изменений,
И реагировал ревниво
На свору агрессивных мнений.
Он бабушку свою любил,
Боялся очень маму с папой,
Весьма примерным сыном был,
Себя вёл скромно тихой сапой.
Любил не очень он читать,
Науками не утруждался,
Не мог в теории вникать
И практикой не занимался.
И вот однажды, по утру,
Проснувшись в царственной постели,
Он вдалеке узнал игру
Бодрящей радужной свирели.
Ей вторил гулкий барабан,
И вой буравящий волынки,
И дефиле полка улан
В заутренней туманной дымке.
Когда ж рассеялась она,
И солнце заиграло ярко,
Король увидел из окна
Парад на платце возле парка:
Гвардейские полки во фрунт
Расправили свои знамёна,
И сотрясался мощно грунт
От залпов пушек, и от звона
Церквей больших колоколов
В душе накатывала радость,
Вопил «Ура!» со всех концов
Народ, что ищет в крике сладость.
Король призвал к себе слугу,
Спросив его: «Что значит это?
И почему там, на лугу,
Послы толпятся всего света?»
«Сегодня Праздник, мой Король!» –
Слуга ответствовал почтенно. –
«Что ж чествуют они, позволь!» –
«Ваш Юбилей, для них священный!».
«Сегодня двадцать лет, как Вы
Владеете Короной славно,
И в окружении молвы
Полмиром правите державно!»
« Внизу Премьер-министр ждёт,
В любимом Вашем экипаже
И рукоплещет весь народ –
И чистый лорд, и нищий в саже!»
И в удивлении Король
Сошествовал к стране счастливой,
Аристократию и голь
Даря улыбкою стыдливой.
Приняв торжественный поклон
Премьер-министра, он уселся
В сиденья кожанного трон
И от волнения зарделся.
Взревев моторами стальными,
Автомобили покатили,
Сверкая бликами шальными,
Гвардейцы сабли обнажили,
Народ в безумии стенал,
Струились реки славословий,
Оркестр гимн страны играл
И пели люди всех сословий.
И, наблюдая этот пир
Веселья, радости и счастья,
Весь этот разноцветный мир,
Его так славящий со страстью,
Король был просто поражён,
И в удивлении смятенном
Спросил Премьер-министра он,
Сидевшего с лицом степенным:
«Скажите, сударь, в чём причина,
Что я безумно популярен?!
Ведь я лишь скромная личина
И я в политике бездарен!»
«Я не читаю ничего
И я ни в чём не разбираюсь
Стесняюсь сана своего
И, исполняя роль, стараюсь»
«Лишь не ударить в грязь лицом
Не опорочить статус трона
Ведь по сравнению с отцом
На мне смешно сидит Корона.»
«Я неучён, я неумел,
Я не юрист и не оратор,
За мною нет великих дел
Не вождь я, не администратор.»
«Неужто славный Наш народ
Посредственностью столь доволен?
И, обозрев мой древний род,
Меня примерным звать он волен?!»
Склонив свою главу седую
Пред Королём в почтеньи скромном
Улыбку на лице рисуя,
В манишках белых, фраке чёрном
Премьер-министр так ответил
На суверена удивленье:
«Король мой с мудростью заметил
Монарших подданных влеченье!»
«Но в том, что славит Вас народ,
Неистовствуя и стеная,
Никто чудного не найдёт,
Коль, непредвзято разбирая,»
«Заглянет вглубь причин сего.
И Вам отвечу, Государь,
Что в свете мненья моего
Народ счастливее, чем встарь!»
«Когда взошли Вы на престол,
Гораздо больше было нищих, –
Теперь же каждый скудный стол
Хоть худо-бедно – полон пищи!»
«И то, что Вы давали всем
Самим возможность обсудить,
Как устранить тот груз проблем,
Который им мешает жить,»
«Позволило снабдить работой
И вызволить из нищеты
Всех тех, что жили кровью-потом
И гибли в норах, как кроты.»
«Вы соблюдали все законы,
И выполняли ритуал,
Несли достоинство Короны
Храня традиции портал.»
«Вы делали лишь то, что нужно,
Чтоб Конституцию блюсти, –
Поэтому все власти дружно
Могли свои дела вести.»
«Вы не высказывали мнений,
Что бьют по авторам своим,
Вы избегали словопрений
Что с многих лиц сдувают грим.»
«Позволили Вы нам самим
Порядок строить на законах,
Фундамент коих в Жизни зрим,
А не в пустых идейных звонах.»
«Мы знаем, в чём наши права,
И в чём обязанности наши, –
Исчезла произвола тьма,
И в том опять заслуги Ваши!»
«Вы не вникали в ход проблем
И не навязывали властью
Решенья многих спорных тем,
Подсказанных преступной страстью.»
«При Вас Парламент в полной силе
Страну родную представлял, –
Правительства стабильны были,
И всяк сверчок шесток свой знал.»
«В эпоху страшную войны
Вы были со своим народом,
И изо всех концов страны
Вам слали деньги переводом,»
«Чтоб Вы спасали сирот, вдов,
Лечили раненых героев,
Освобождали от оков
Попавших в плен солдат-изгоев.»
«Вы посещали поле брани,
Но офицерам позволяли
Самим в туманной дымке ранней
Вести бойцов к победе стали!»
«И вот, когда пришла Победа,
Вы не оспаривали званий –
В тени стояли от лафета,
Оглохнув от рукоплесканий»
«Героям, славу заслужившим –
Вы ж не тянулись к тем сраженьям,
И с радостью вернулись к жившим
В поместье розам и оленям.»
«Вы мощных армий не желали
( Теперь мы Армию имеем! ),
Бездумно Флотом не играли,
Чью мощь мы ныне лицезреем!»
«Тверда и крепка оборона,
Хозяйство наше на подъёме, –
Что может лучше быть для трона,
Монарху дав забыться в дрёме,»
«К жене вернувшись, столь желанной,
И к детям сладким и любимым,
Избавиться от сечи бранной, –
И слыть в веках непобедимым!»
«Вы были верным семьянином, –
А это люди уважают! –
Прекрасным, добрым, чутким сыном,
Что подданные также знают.»
«Не разбираетесь в науках? –
За Вас мы с ними разберёмся!
Иль управлять боитесь в муках? –
Мы сами как-нибудь прорвёмся!»
«Вы ж поддержите нашу веру,
Что в мире идеал витает, –
Что можно жить, познавши меру,
Лицо которой воплощает»
«Король наш, светлый и прекрасный,
Что сам живёт, и жить даёт,
И свой народ, безумно разный
Дорогой правильной ведёт!»
12.07.2004
Тайна саванны
В саванне дикой и безбрежной
Где буш цветёт весной дождливой,
Где в тени баобаба нежной
Макаки бродят говорливо,
Где стаи антилоп безумно,
Спасаясь, мечутся пугливо,
И выводки слоновьи шумно
Кочуют в играх шаловливо,
Живёт прекрасный, величавый,
Могучий Лев с большою гривой,
Клыками мощными, и славой
«Царя зверей» неоспоримой.
Он горделиво выступает
Главою царственного прайда
И дичь стадами загоняет,
Подстерегая с аутсайда.
Его завидев, убегают
Большие звери с водопоя,
Ему дорогу уступают
С почтительностью вековою.
Он властвует над всем, что может
Узреть в пространстве дальнем око,
И лишь одно его тревожит,
Когда он бродит одиноко.
Боится он в своём величье
Лишь одного во всей саванне,
Уходит, распознав обличье
Чего-то жуткого в тумане.
Страшится он в своём уродстве
Повсюду шарящей гиены,
Живущей в чёрном диком скотстве,
И жрущей падаль в бездне скверны.
Она собою воплощает
Смрад ужаса и мерзкой злобы, –
И страшный вой оповещает
О пиршестве нижайшей пробы,
Когда животных павших трупы
Гиены страстно пожирают
Терзая пастью спины, крупы,
Когтями шкуры разрывают.
Они безжалостны и жадны,
Подлы, нахальны, агрессивны,
Для них что смрадно – ароматно,
И что ужасно – то красиво.
Они упрямы и упорны,
Бескомпромисны и циничны,
Всегда и всюду грубо вздорны
И в поведении двуличны.
Ущербность чуя от рожденья,
Они стремятся к грубой силе,
И группируются по звеньям
Чтоб в одиночку их не били.
Они не знают благородства,
Отверженность собой являя,
И, будто в мести за уродство,
Идут за Львами, их стращая.
Когда же Лев, ведя охоту,
Дерёт быка иль антилопу,
Его кровавую работу
Сопровождают вой и ропот.
Но горе, если Лев один:
Его гиены окружают, –
И, отступая вглубь долин,
Свои трофеи он бросает...
Рыча в тени, издалека,
Он видит шайку мародёров,
На части рвущую бока
Его добычи средь раздоров.
Но водиночку трудно Льву
Прогнать гиен большую стаю.
Прольёт лишь кровь он на траву,
К обрыву оттеснённый с краю.
Большая в том у Львов беда,
Что не живут они едино, –
Цари ведь вместе иногда,
Тогда как сброд густеет тиной.
Но если Львы объединятся,
Тогда гиенам остаётся
Лишь в норах диких укрываться
Где смрад от разложенья вьётся.
И только ночью, озираясь,
Они посмеют выбираться,
И падаль жрать, от страха скалясь,
И место знать – отребьем зваться!
13.07.2004
Уроки Рима
История – всегда учебник
Непредсказуемых вещей:
Она и тризн готовый требник,
И праздничный салют огней.
Но есть в истории эпохи,
Когда отчётливо и ясно
Видны величия всполохи
Иль тление углей напрасных.
И вот тогда рукою щедрой
Даёт история уроки,
Являя духов стойких недра,
Бичуя страсти и пороки.
Ничто так ясно нас не учит,
Как Рима слава мировая,
Что ревность и сознанье мучит
Примеров массу нам давая.
И каждый видит в ней таких
Различных качеств отраженье,
Что будят жар в умах одних,
Других же вводят во смятенье...
Когда мы пристально вглядимся,
В истоки царства мирового,
То поневоле поразимся
Ничтожной скудости былого:
Первоначальные римляне
Как звери жили в жалких ямах
В болотах грязных на поляне,
Нарытых в диких топях самых.
И даже женщин, без которых
Нет счастья в жизни ( и детей! ),
Они стащили, словно воры
И увезли к себе скорей.
Изгои эти люди были,
Лишённые любых условий,
И варварским отребьем слыли
Среди народов «высшей крови».
Но был у них угрюмый Дух,
Неодолимый, цельный, стойкий,
Рождённый кровью братьев двух,
Возросших в дикости, как волки.
И сотни долгих, трудных лет
Они боролись за признанье, –
И воссиял свободы свет,
Через бесчинства и страданья.
Другие сотни лет потом,
Чтобы себя обезопасить
Сражался Рим со всем копном
Врагов – тиранов разных мастей.
Но в том и есть ирония судьбы
Что годы тратя тщетно в поле битвы,
Вдруг получаем сразу, без борьбы
Весь мир, пройдя по краю острой бритвы!
Так было с Римом в грозный час, когда,
Вступив в сраженье с мощным Карфагеном,
Он потерял плоды шести веков труда
Разгрома чудом избежав, и плена.
Но после этого ужасного паденья, –
А ведь конец, казалось, неминуем! –
Народ воспрял и обнаружив рвенье
Врага изгнал, и всем, что есть, рискуя
Преследовал его до самых стен
Ужасного и проклятого града,
Что был низвергнут в разрушенья тлен
Из дивно плодоносящего сада.
«Давайте уничтожим Карфаген!» –
Вещал с трибуны долго мощный старец,
И наконец изгнал с мирских арен
Врага великого под звон мечей и палиц.
В тот миг, от жутких страхов отойдя,
Рим обнаружил странную картину:
Вчера борьбу за жизнь и смерть ведя,
Он получил военную машину,
Которая сегодня, при желаньи,
Ему способна двери в Мир открыть,
Чтоб править им могучей, стойкой дланью,
Народов тяжбы старые судить.
И вот, всего в теченье полувека,
Рим подчинил себе такие государства,
Что трудно в представленьи человека
Их уместить без должного лукавства!
Но страх потери обретённой власти
Толкал римлян идти с мечём всё дальше,
Превосходя угрозы и напасти
В большом, непобедимом, страшном марше.
В ещё недавно захолустный град
Текли сокровища безумною рекою,
Рабов, товаров, денег водопад
Расписанный стогласою молвою.
Повсюду в мире утверждая «Право»,
Незыблемый для всех вводя «Закон»,
Рим на свободе строил свою славу, –
Но на костях владычествовал он;
И, управляя сочетаньем диким
Из высших идеалов и меча,
Обманом утешал себя великим
Что вечно будет властвовать, уча.
Но невозможно быть свободным,
Вводя для прочих путы рабства,
И долго следовать законам,
Верша подспудно святотатства!
И ложь, лежавшая в основе
«Порядка римского», в итоге
Как ржа разъела сталь на крове,
Беду поставив на пороге.
Народ свободный стал толпою
Всему на свете безразличной,
Дающей пьянству и разбою
Вершить расправы местью личной.
Мораль в растленье захирела
И овладевшие деньгами
Стремились бизнес грубый делать
Торгуя всеми должностями.
А денег всюду были горы,
Не знавшие конца и края:
Дань, выкупы, налогов сборы
Жгли алчность, души распаляя.
Уже отдельные римляне
В сведеньи личностных счетов,
Готовы были поле брани
Устроить в городе Отцов.
И вот, один из полководцев,
Пытаясь скверну уничтожить,
Полки своих и инородцев
Ввёл в Город, чтобы чернь стреножить.
Людей повсюду убирая,
Не знал он удержу ни в чём
Жестокосердие являя
Стоял повсюду на своём.
И в ослепленьи полагая,
Что отстоял Закон святой,
Он тиранию ввёл без края
Своей железною рукой.
Но преступлением Закона
Нельзя Закон восстановить,
И поощрением притона
Нельзя воров искоренить!
Грызня за власть усугублялась,
Другие методы вводя,
И беззаконье оставалось
Свободы силу низведя.
А между тем в стране далёкой,
Что не известна никому,
В юдоли варварства убогой
Сиял уж тот, что прочил тьму
Свободе Града мирового.
Он был Великий Гражданин, –
Но честолюбия такого
Ещё не ведал Палатин!
Служил он Риму очень долго,
На всех блистая должностях,
Нёс бремя денежного долга,
Транжиря средства в пух и прах.
Но их он тратил не бездумно:
Он взятками людей скупал,
И если было очень трудно,
Вновь у клиентов занимал.
Значенье деньги не имеют
Для тех, кто властью ослеплён, –
Они лишь силою владеют
Вознесть хозяина на трон!
Умел он быть молниеносным
И, улыбаясь, говорил,
Чтоб досадить коллегам косным:
«Пришел, увидел, победил!»
В нём добродетель и пороки
Как сплав – слились в один металл, –
И меч из стали, – гибкий, звонкий, –
Он собственной рукой сковал!
Он был женат «без подозренья»,
Чужих маня соблазном жён,
Всегда был трезвый – опьяненье
Собой готовил Риму он.
Он в совершенстве знал законы,
Чтоб тем верней Закон срубить,
Повсюду низлагал короны,
Свою готовясь утвердить.
Он был политик, и войну
Он вёл как-будто не желая,
Свою свободную страну
К себе попутно приручая.
И поздно разглядел Сенат
Его коварную личину,
И встал опять на брата брат
В войны ужасную годину.
Он разгромил своих врагов
И их простил великодушно,
Пытаясь облачить покров
На преступления двурушно.
Но не преступнику прощать
Жертв преступленья своего!
Он должен лишь возмездья ждать
Не веря больше ни в кого!
Убит был гений-искуситель
Руками друга и Сената
Отправлен в вышнюю обитель
Жрецами римского Пената.
И Рим опять погряз в страданьях,
Былое мысля возродить, –
Но, что потеряно, в стенаньях
И боли уж не пережить.
И вот, уродливость являя,
Монарх в Республике возник, –
Тиран в свободе, дьявол в Рае,
В одном – скотина и мясник!
Взяв имя жертвы за основу,
Был создан титул роковой,
И ужасающее слово
Шлейф крови тянет за собой.
Кто имя это на челе
Своём нечаянно напишет,
Пусть приготовится к земле,
Что хладом тлена в спину дышит!
Наследуя один другому,
Боролись «цезари» за трон,
Соблазну следуя большому
Из Рима вылепить притон.
И большинство из них стремилось
Прославить каждый свой порок,
И злонамеренно глумилось
Над тем, что чтит могучий Рок.
Один на острове устроил
Разврата пир среди садов,
Доносчиков ко всем пристроил,
Стращая звоном кандалов.
Другой Сенат так ненавидел,
Что жён сенаторов растлил,
И честь собранья тем обидел,
Что заседать коня водил.
Актёром вырядился третий,
И вот, поэзию любя,
Для силы слов и междометий
Жёг Рим, народ его губя.
Четвёртый же на деньги Рима
Кутил безумно целый год,
И с алчностью неодолимой
Ограбил вдов, губя сирот.
Но всякий раз бесчинства эти
Кончались крахом неизменным,
Неся проклятье вглубь столетий,
Мстя смертью «цезарям» надменным.
И сотни властолюбцев страстных
Кончали гибелью ужасной,
Пример давая разномастный
Борьбою тщетной и напрасной.
Когда за беззаконья смерть
Тиранов дерзких настигает, –
Уже и в том Закона твердь
Свободы силу проявляет.
Так мстил за униженье Рим,
Свободный раб своей же власти,
Чей дух в трудах необозрим,
В безделии – страшней напасти!
Тираноборчество тиранов
В причудливости отражало
Достоинство, что как тараном
Ум бередило, сердце сжало
Людей, теряющих свободу,
Что жили ею и питались.
И предал Рим свою природу
И разрушенью подвергались
Основы мощи, что когда-то
Дух исполинский пробудил;
И постепенно, воровато
Себя Град мира изводил.
Напрасно сумрачный философ
Мораль пытался возродить,
Стремясь решение вопросов
На мощь рассудка возложить.
И тщетно блеск великой славы
Того, кто покорил Восток,
Затмить пытался след кровавый
И слёз страдальческих поток.
Наследник этого героя
Завидовал ему безмерно,
И в чувстве низкого покроя
Его величье вывел в скверну.
В тот год при нём свои границы
Безбрежный Рим установил:
И прочертили в небе птицы
Путь, что Великий Град сгубил.
Кто для себя и сил своих
Пределы роста робко ставит,
Начнёт паденье в тот же миг,
Когда свой взор назад направит!
Отгородившись от Вселенной,
В себе вариться начал Рим
Гордясь своею славой бренной
И тем, что он непобедим.
Но в ослепленьи эгоизма
Он сам того не замечал,
Как силы таяли, и тризны
Всё больше с годом год справлял.
В коррупции верхи погрязли,
Сенат лежал опустошён,
В провинциях легатов дрязги
Попрали силою Закон.
Солдаты правили страною,
Казну транжиря своевольно,
Круша железною рукою
Всех граждан, мыслящих крамольно.
И постепенно, с каждым годом,
Скудела на людей земля,
И вслед за вымершим народом
Сады зачахли и поля.
Всё ниже падали доходы,
Горели мятежи рабов,
Одолевали недороды,
Росли проценты от долгов.
И вот, правительство решает
Проблему снять в один присест, –
На поселенье приглашает
Народ из самых диких мест.
Давая варварам возможность
Селиться в землях опустевших,
Рим забывал про осторожность
Под гнётом ран, в груди горевших.
И занимаясь лишь латаньем
Проеденных бюджетных дыр,
Себя он отдал на закланье
Чужих пришельцев и проныр.
Селились варвары повсюду,
Вливались в армию, в Сенат,
И массы низменного люда
Заполонили Вечный Град.
И Рим дарил своё гражданство
Пришельцам дерзким каждый раз,
Когда они, заняв пространство,
Мятежный подымали глас.
И был духовно подменён
Великий Град, столетья крепший,
Слабел, растленьем покорён
Орды врагов, внутри осевшей.
Так пало римское гражданство –
Удел свободных и героев, –
Переродилось в форму рабства
И верноподданство простое.
Кто поощряет чужаков –
Чужих по Духу – тщась обманом,
Теряет вскоре стол и кров,
И память – поздно или рано!
И наконец, сдавая власть,
Бросая земли постепенно
Град обречён был низко пасть,
Пред мощью варварства и скверны...
Но пал ли в самом деле Рим,
Когда ворота сокрушая,
Враг нёс уже открыто дым,
Огонь и смерть, всего лишая
Великий Град, что был повержен?
Нет, он погиб уже тогда,
Когда, растоптан и отвержен
В величьем славные года,
Был уничтожен Дух Свободы
И Силой подменён Закон.
Рим предал суть своей природы –
И был за это обречён!
И тьма вандалов, торжествуя,
Не в Риме правила разбой:
Она куражилась, ликуя, –
Она пришла к себе домой!..
18.07.2004
Удобрения
В природе мудрой всё проходит
Один большой круговорот,
Сначала младость буйно бродит, –
Потом вдруг старость настаёт!
И то, что юности казалось
Движеньем смелым вширь и ввысь,
Глядишь – настолько истаскалось,
Что тихо хлюпает, как слизь.
И мир идей таких примеров
Даёт несчётное число:
Одни стагнируют в химеры
Другим – чуть больше повезло.
Когда, оформив мысль шальную,
Философ имя ей даёт,
И, угол зрения шлифуя,
Научный метод создаёт,
Он тщит своё воображенье
Что дал сознанью новый путь,
И человеческое рвенье
Его освоит как нибудь.
Но тот, что путь сей проложил,
И те, что по нему идут,
Различны в примененьи сил,
Что парадигмы им дают.
Ведь в каждой новой голове
По-новому идёт процесс
Принятья мысли, что внове,
Её пускания под пресс.
И каждый ум нередко жаждет
Всё то, что было, превзойти.
Но стоит мысль сменить однажды, –
Её уж больше не найти!
Она теряется под спудом
Других идей, нередко чуждых,
И, покрываясь пыли пудом,
Лежит во тьме совсем без нужды.
Проходят дни, года, столетья,
В неё вливая разный смысл,
И оплетая странной сетью
Из слов, и образов, и чисел.
И результаты примененья
Всего одной такой идеи
Нередко ставят под сомненье
Все умозрения затеи...
Так в ресторане на обед
Нам подают большое блюдо,
В котором всё, что видит свет
Искусным выложено чудом.
Но в рот беря деликатесы
И наслаждаясь вкусом тонким,
Мы разрушаем меры, весы,
И сущности жеваньем звонким.
Во рту шедевр сей предстаёт
Одной сплошною мешаниной,
И, попадая в пищевод,
В желудок катится лавиной.
Но организм лишь то берёт,
Что в данный час для жизни нужно,
Всё остальное – дальше шлёт,
Дорогой длинной и окружной.
И наконец шедевр бывший
Манивший вкусом, ароматом,
Становится отвратной пищей
Червей, личинок, мух мохнатых...
Так и идеи чрез умы
Проходят путь «мыслеваренья», –
Одних доводят до тюрьмы,
Других – до белого каленья...
Но есть и те, что мысль развив,
Постигнув логику идеи,
Идут, как моряки в прилив,
Вперёд, зерно прогресса сея.
................................
И в тот момент отмершие идеи,
Что в землю были брошены когда-то,
И проросли, и пали, долго тлея,
Питают жатву новую богато!..
16.07.2004
