Я отправился за город, в лес, поглядеть, заметно ли там приближение весны, а кстати и осмотреть места прошлогодних тетеревиных токов.
День был солнечный.
В городе сильно таяло.
Но я всё-таки захватил с собой охотничьи лыжи.
Лыжи у меня не простые.
Я привёз их из экспедиции с далёкого Севера.
Они широкие и снизу подбиты лосиными шкурами.
На таких лыжах и в оттепель ходить можно – снег не подлипает.
Приехал я на маленький полустанок, надел лыжи – и прямо в лес.
Хорошо, очень хорошо в нём в эту предвесеннюю пору.
Весна чувствуется ещё только в воздухе.
Солнце так и слепит глаза.
Небо уже по-весеннему голубеет, и по нему, как льдинки в весенний разлив, плывут лёгкие белые облака.
Небесный ледоход уже тронулся, а земля всё ещё покрыта льдом и снегом.
Деревья и кустарники тоже в снегу, совсем по-зимнему.
Я шёл по лесной тропинке, глядя по сторонам.
Вот и широкая поляна, где каждую весну токуют тетерева.
А сколько здесь заячьих следов!
Весь снег истоптан.
Теперь зайцы нередко разгуливают и днём: выскочат на полянку и греются на солнышке.
А вот и ещё один признак приближающейся весны: около старого пня, на самом солнцепёке, уже виднеется крошечная проталинка.
Я наклонился и стал осматривать этот первый клочок оттаявшей земли.
Он был покрыт серой прошлогодней травой.
Среди неё копошились какие-то жучки.
Они проспали всю зиму под корой старого пня или под опавшими листьями и теперь выбрались на проталинку.
Я сел на пень отдохнуть.
Кругом было тихо, только где-то далеко в лесу, как серебряный колокольчик, звенел голосок синицы – первая песня весны.
Вдруг среди лесной тишины я ясно услышал хруст снега и шум раздвигаемых веток.
Кто-то с трудом продирался сквозь чащу березняка.
Но кто же это?
Человеку незачем ходить по таким местам.
Охотник и тот не пойдёт теперь в лес.
Зимняя охота уже кончилась, а весенняя ещё не началась.
Наверное, какой-нибудь лесной зверь.
Я затаился.
Шаги и треск сучьев слышались всё ближе, ближе.
И вот из чащи березняка, у самой полянки, показалось что-то большое, тёмное.
Неужели лошадь?
Зачем же она забрела сюда?
Но в тот же миг я ясно увидел, что это не лошадь, а огромный лесной бык – лось.
Он вышел из мелколесья на полянку и, высоко подняв голову, огляделся.
Я сидел не шевелясь.
Ветер дул в другую сторону, так что осторожный зверь не мог меня учуять.
Как он был хорош, весь освещённый весенним солнцем, на белом фоне березняка!
И какой своеобразный облик у этого лесного гиганта!
Длинная горбоносая морда, огромные, как вывороченные корни, рога.
Сам такой тяжёлый, грузный, а ноги высокие, стройные, точно у скакового коня.
И какая окраска шерсти – весь тёмно-бурый, а на ногах – словно белые, туго натянутые чулки.
Лось постоял секунду, чутко прислушиваясь.
А потом широко зашагал по краю полянки, как-то странно поматывая головой, будто стараясь что-то сбросить.
Впереди густо росли несколько уже довольно толстых берёзок.
Лось не обошёл их, а полез между стволами, всё так же мотая головой.
И тут я увидел, что один рог у него вдруг отломился, да так и застрял, качаясь в ветвях.
Из березняка лось вышел только с одним рогом и не торопясь скрылся в лесу.
Вот почему он так странно мотал головой, словно стряхивал что-то.
Это лесной великан сбрасывал свой головной убор.
Только поздно что-то собрался, ведь лоси ещё зимой рога сбрасывают.
А за лето у них вырастут новые, больше прежних, с новыми отростками.
По числу этих отростков охотники и узнают, сколько лосю может быть примерно лет.
Когда лось совсем скрылся за деревьями, я подошёл к берёзам, вытащил из ветвей сброшенный рог и, захватив с собой, отправился обратно на станцию.
Весь вагон сбежался глядеть на мою находку.
Все охали, ахали, вертели лосиный рог в руках.
А какой-то старичок пощёлкал по нему пальцем и сказал:
– Это лось зимнюю шапку ломает, с весной здоровается.