Настоящее имя Кейси Джонса* было Джон Лютер Джонс.
Вот как он получил свое прозвище.
Когда он пришел наниматься на железную дорогу
Огайо, молодой машинист по фамилии Лешли сказал ему:
— Все хорошо, только имя твое здесь не пойдет.
Понимаешь, у нас тут слишком много Джонсов, и все их путают.
Ты откуда родом?
— Из Кейса,— ответил Джонс.
— Вот и прекрасно,— сказал Лешли.— Мы будем звать тебя Кейси Джонс.
Кейси Джонс от кочегара на магистрали Мобил — Огайо дошел до машиниста на Иллинойсской Центральной, где прославился тем, что, ведя свой паровоз, подавал гудок на шесть музыкальных тонов.
Это был глубокий протяжный гудок, который начинался тихо-тихо, затем поднимался, крепчал и замирал в отдалении, как шепот.
Люди прозвали его козодоем, так как и правда он чем-то напоминал жалобный голос ночной птицы:
Й
И
С».
Вдоль всей Иллинойсской Центральной, от Джексона, штат Тенесси, до Уотер Вэлли, штат Миссисипи, люди слышали этот гудок и, просыпаясь ночью, говорили:
— Это наш Кейси Джонс,— и спокойно засыпали опять, когда знакомый голос жалобного козодоя терялся в ночи.
После нескольких лет вождения грузовых и пассажирских составов Кейси стал машинистом прославленного экспресса
Пушечное ядро», который курсировал на линии Мемфис — Кентон, штат Миссисипи.
Его «козодой» по-прежнему оглашал окрестности, чтобы люди знали:
...слыша козодоя стон,
Что ведет состав сегодня Кейси Джонс.
В воскресенье 29 апреля 1900 года Кейси Джонс прибыл с экспрессом на станцию Мемфис в двадцать два ноль-ноль.
Вместе с кочегаром Симом Уэббом они зашли к дежурному отметить прибытие и уже собирались разойтись по домам, как вдруг кто-то сказал:
— Джо Льюиса увезли в больницу, некому вести
Пушечное ядро» на Кентон.
— Я заменю Джо Льюиса, если вы подготовите мой паровоз к рейсу,— вызвался Кейси.
В двадцать три ноль-ноль, с опозданием в девяносто пять минут, поезд триста восемьдесят второй под проливным дождем отошел от станции Мемфис на юг, к станции Кентон.
Это случилось в четыре утра на разъезде Воан, штат Миссисипи.
Железнодорожный путь петлей огибал городок Воан, а за городком, в самом конце петли, был длинный разъезд, на котором той ночью паровоз к паровозу стояли два товарных состава — южный восемьдесят третий и северный семьдесят второй.
Оба вместе они были длиннее пути разъезда на четыре вагона, и их бригады решили сманеврировать на юг, чтобы открыть
Пушечному ядру» северную стрелку разъезда.
Когда же экспресс выйдет на стрелку, оба они сманеврируют на север и откроют ему южную стрелку.
Только когда они начали маневр на север, от поезда семьдесят второго неожиданно отцепились четыре последних вагона и загородили главный путь у самой южной стрелки.
Поездные бригады, конечно, не знали, что Кейси гонит экспресс со скоростью семьдесят миль в час, чтобы наверстать время.
А Кейси не слышал взрыва петарды*, которую сигнальщик семьдесят второго поставил на пути, предупреждая об опасности.
И вот когда славный триста восемьдесят второй был в какой-нибудь сотне футов от южной стрелки, изумленным глазам Кейси Джонса и Сима Уэбба предстали неясные в предутренней мгле очертания нескольких товарных вагонов, медленно въезжавших с главного пути в разъезд.
Оба мгновенно поняли, что ничто на свете не может предотвратить катастрофу.
— Прыгай,
Сим, спасайся! — крикнул Кейси Джонс кочегару, а сам дал задний ход и включил воздушные тормоза — это было все, что он мог сделать.
И грохочущий триста восемьдесят второй на полной скорости врезался в товарные вагоны, круша их, как спичечные коробки.
Симу действительно удалось выпрыгнуть, он упал в придорожные кусты и даже не сильно расшибся.
А прославленный триста восемьдесят второй разнес в щепу все четыре товарных вагона и полетел под откос.
Когда тело Кейси Джонса нашли в обломках, одна рука машиниста была на шнуре гудка, другая на тормозном рычаге.
— Я помню, что, когда я прыгал,
Кейси дал пронзительный долгий гудок,— рассказывал потом Сим Уэбб жене Кейси Джонса.— Он явно хотел предупредить сигнальщика грузового состава, чтобы тот тоже прыгал.
Груды сена и горы пшеницы из разбитых вагонов лежали у места крушения.
Говорят, что несколько лет потом на путях в этом месте росла пшеница.
