Недавно мне было двадцать.
И я кривила душой,
когда говорила, что знаю
что человек чувствует.
Потом нацепила панцирь,
царапала, как саркофаг,
и долгих сколько-то лет
сама в себе не присутствовала.
Ела, пила, ухмылялась,
седела где-то внутри,
глядела на всех мужчин
как на побитую чашку.
Ни с кем не ходила за руку,
не признавалась в любви
и не звала мальчишек
Лешкою, Мишкою, Сашкою...
Да и теперь не хожу ведь.
Но мне уже скоро тридцать,
и что-то на этом отрезке
завяло в моей горсти.
Раньше держала боли -
будто они серебряные -
и не могла, боялась
их от себя отпустить.
Теперь становлюсь умнее.
Душою кривить не хочется,
особенно с той, что рядом
и видит кривую насквозь.
Лето, как тень кипариса,
так высоко и нежно
не задержалось тоже -
и с первой волной унеслось.
Теперь подведем итоги,
выпишем пунктов пять,
пометим как "очень важное" -
и не прочтем, отложим.
От панциря много шрамов,
они, говорят, украшают,
особенно если тонкая
и загорелая кожа.
