В «Китайском летчике» играли танго шведы

В «Китайском летчике» играли танго шведы.

За ближним столиком сердились привереды,

просили лабухов — нельзя ль погорячей.

И дикой скрипочки отравленный ручей

с эстрады меленькой по маленькому залу

бежал в тридцатые, откуда все и беды.

Но беды вовсе не оттуда. Отцепись,

душа гулагская, потрепанная рысь!

Умолкни звон политизированных кружек!

Мы выйдем к площади, и — никаких «наружек».

Да не наивен я, а просто нету мочи

лишь небом в клеточку считать всю эту высь.

Там хлопья снежные рождаются из мрака…

Мне скоро семьдесят исполнится — однако!

Я ничему не научился в этой мгле —

а лишь ловить закат в замурзанном стекле,

да пару дивных тактов различать в бедламе,

да ветер скверов пить со страстью вурдалака.

Мы всё прошляпили: свободу, счастье, дом.

Ты слышишь, Родина? Спасибо и на том,

что одиночество — не страх тому причиной.

Я славно выгляжу, гляжу я молодчиной,

но речь родную, искореженную стебом,

и понимаю я и верю ей с трудом.

И оттого еще милее мне Варварка

и эта уличная шалая овчарка,

какой привычно испугался ты и — зря.

На свете нет светила лучше фонаря!

А боль, как Стенька драгоценную княжну, —

в ночную реку: «Не видала ты подарка!..»

1963