Люблю я жизнь, но странною любовью.
Ее портрет мой глаз берет в кредит.
И карий взгляд втыкается в обои,
как пыльный ветер в кладку пирамид.
Глаза губами все-таки бывают,
и жилка бьется в жаркой тесноте.
И красные носочки надевают
зрачки, фехтуя взглядом в пустоте.
Сложнейший мозг, примерив шарм минервов,
на колкий шрам накладывает бинт,
как Минотавр, в сплетеньи узких нервов
нашедший свой внезапный лабиринт.
Сожми ж мою вспотевшую усталость,
разгладь на ней морщинку кожуры.
Внутри меня еще чуть-чуть осталось,
легко изнемогая от жары.
А мне б с петель сорвать сознанья двери!
Но смерть, придя из одеров и висл,
из человека вынимает череп,
и человек теряет всякий смысл.
Ну что ж, пускай мозги мои в разброде,
и насекомых мыслей не поймать,
в пустой, глубокомысленной природе
спокойно спит заботливая мать.
С души не сбросить эту чертовщинку,
как с мертвых, паралич вкусивших губ
не размотать мохнатую морщинку.
А я того не пожелал врагу б.
