Толстой в поле

«Как бы ни унижал себя этот гигант, какими бы бренными лохмотьями не прикрывал свое могучее тело, всегда в нем виден Зевс, от мановения бровей которого дрожит весь Олимп».

«Да! Все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава богу!»

Под ногами слёзы полевые,

утро дышит шелестами трав,

лай собак, святая бодрость мира,

и по солнцу в капле на листах;

я свободен, радостно мне ныне

в этих травах бо́сым ночевать.

Ветер гладит горестные лица,

измождённых духотой людей,

общий труд, девица за девицей

будет старше, кожею – смуглей;

божьи очи мглы Аустерлица

мудровали памятью моей.

Я с косой в натруженных ладонях

отсекал за мигом прошлый миг;

больше душу не побеспокоят:

коли занят ты, то не болит;

шеи трав свистят: ты сам себе позволил

пошлость жизни,

воду слов,

безвестный смысл.

_

Я б остался средь измученного лета,

человечьей простоты и прямоты,

навсегда, – не проплыла б карета

в царстве света, в царстве нищеты.

Я иду, всё остальное лживо,

за спиной обугленная тьма,

прелый сумрак покрывает нивы,

спущены грехи и рукава;

я пришёл к тебе, застывший у обрыва,

я нашёл тебя под вечер подлых лет.

_

Под ногами слёзы полевые,

утро дышит шелестами трав,

лай собак, святая бодрость мира,

и глаза –

везде твои глаза;

_

мил себе, то ли вконец противен,

то ль свободен, то ль с рожденья болен;

радостно босым шагнуть к обрыву,

если в поле

ты один –

не воин 

#приветлев