Es ist eince alte Geschichte, Doch bleibt sie immer neu* 1Опять они, два призрака опять...
Старинные знакомцы:
Меня в минуты скорби им дано,
Когда в душе и глухо, и темно,
Когда вопрос печальный не
На дно ее тяжелым камнем
И вновь со дна затихшую
Змею страданий...
Длинный ряд
Печальною и быстрой
Тогда опять проходит предо мной...
То — образы давно прошедших лет,
То — сны надежд, то — страсти жаркий бред,
То радости, которых тщетно жаль,
То старая и сладкая печаль,
То всё — чему в душе забвенья нет!
И стыдно мне, и больно, и смешно,
Но стонов я не в силах
И к призракам, исчезнувшим давно,
Готов я руки жадно простирать,
Ловить их тщетно в воздухе
И звать с рыданьем... 2 Вот он снова —
Архитектуры легкой и простой,
С колоннами, с балконом — и
Раскинулся заглохший сад густой.
Луна и ночь...
Всё спит; одно
В старинный сад свечой озарено,
И в нем — как сон, как тень, мелькнет
Малютка ручка, пара ярких
И детский профиль...
Да! не спит
Взгляните — вот, вполне она видна
Светла, легка, младенчески чиста,
Полуодета...
В знаменье
Сложились ручки бледные!..
В молитве вся душой погружена...
И где ей знать, и для чего ей знать,
Что чей-то взгляд к окну ее приник,
Что чьей-то груди тяжело дышать,
Что чье-то сердце мукою полно...
Зачем ей знать?
Задернулось
Гардиною, свеча погашена...
Немая ночь, повсюду тишина... 3Но вот опять виденье предо мной...
Дом освещен, и в зале
Теснятся люди; мирный круг
Свободно-весел...
Ланнера
Мотив несется издали, то тих,
Как шепот страсти, то безумья
И ропота, как шумный говор волн,
И вновь она, воздушна и проста,
Мелькает легкой тенью меж гостей,
Так хороша, беспечна так...
На
Лишь белизной блестит одной убор...
Ей весело.
Но снова чей-то
С болезненным безумием
К ее очам — и словно
В ее очах: молящий и больной,
За ней следит он с грустию немой... 4И снова ночь, но эта ночь темна.
И снова дом — но мрачен старый
Со ставнями у окон:
Уже давным-давно легла на нем.
Лишь комната печальная
Лампадою едва озарена...
И он сидит, склонившись над столом,
Ребенок бледный, грустный и больной...
На нем тоска с младенчества легла,
Его душа, не живши, отжила,
Его уста улыбкой сжаты злой...
И тускло светит страшно впалый
Печать проклятья, рока
Лежит на нем...
Он вживе осужден,
Зане и смел, и неспособен
Ценой свободы счастье покупать,
Зане он горд способностью страдать. 5Старинный сад...
Вечернею
Облитый весь...
Далекий небосклон...
Как будто чаша, розовой чертой,
Зари сияньем ярко обведен.
Отец любви!..
В священной ночи
Твой вечный зов яснее слышен в нас.
Твоим святым наитием полна,
Так хороша, так девственна она,
Так трепетно рука ее
В чужой руке — и робко так
Во влаге страсти потонувший взгляд...
Они идут и тихо говорят.
О чем?
Бог весть...
Но чудно
Зарей любви, и чист, и весел.... . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6Опять толпа...
Огнями блещет зал,
Огромный и высокий: светский
Веселостью натянутой кипит,
И масок визг с мотивом вальса слит.
Всё тот же Ланнер страстный и живой,
Всё так же глуп, бессмыслен шум людской,
И средь людей — детей или
Встречает он, по-прежнему суров,
По-прежнему святым страданьем горд
Но равнодушен, холоден и тверд.
И перед ним — она, опять она!
И пусть теперь она
Прикосновеньем уст и рук
Она — его, и кто ж разрознит их?
Не свет ли?
Не законы ли людей?..
Но что им в них?— Свободным нет цепей.
Но этот робкий, этот страстный взгляд,
Ребячески-пугливый, целый
В его груди измученной зажег.
О нет, о нет! не люди — гневный
Их разделил...
Обоим дико
Среди людей встречаться, как чужим,
Но суд небес над ними совершен,
И холоден взаимный их поклон,
Едва заметный, робкий. 7 И
Видение исчезло, чтобы
Иному место.
Комната:
Невелика, но пышно
Причудливыми прихотями мод...
В замерзшее окно глядит луна,
И тихо всё, ни голоса... но
Послышался тяжелый чей-то вздох.
Опять они... и он у милых ног,
С безумством страсти в очи смотрит ей...
Она молчит, от головы
Не отрывает бледных, сжатых рук.
Он взял одну... он пламенно
Устами к той руке — но столько
В ее очах: больной их взгляд
Палящим, пожирающим
В его давно истерзанную грудь...
Он тихо встал и два шага
К дверям он сделал... он хотел
И зарыдал, как женщина... и стон,
Ужасный стон в ответ услышал он.
И вновь упал в забвении у ног...
И долго слов никто из них не
На языке найти — и что слова?
Она рыдала... на руки
Горячая склонилась голова...
Она молчала... он не мог
Ни слова...
Даль грядущего
Была обоим и равно
Вражды, страданья, тайных, жгучих слез,
Ночей бессонных...
Смертный
Давно прочтен над ними, и
Себе иль небу был бы им смешон...
Она страдала, был он осужден. 8Исчезли тени...
В комнате
По-прежнему и пусто, и темно,
Но мысль о нем, но скорбь и грусть о
Мне давят грудь...
Мне стыдно и смешно,
А к призракам давно минувших
Готов я руки жадно
И, как ребенок, плакать и рыдать...* Старинная сказка!
Но
Останется новой она (нем.;
А.
Н.
Плещеева). — Ред.
