Мечтая о посмертной славе,
захлёбываясь в пене дней,
свои стихи желаешь вплавить
в бессмертие седых камней.
И пусть, с громоздких сочинений,
смахнув библиотечный тлен,
воскликнет кто-то: “Это — гений!
Поэт — он вестник перемен!
Живя вчера, писал о Завтра,
всё предсказал, предвосхитил.
Какой великолепный автор!
Такого — в пантеон светил!
Читал по барам и тавернам,
искал народную любовь,
Эвтерпе с Терпсихорой верным
был в состоянии любом.
И в кутежах был, и в загулах,
но вдохновением — крылат.
Куда при жизни затянуло
судьбой непризнанный талант?
И как же мы не замечали
его величия в толпе?
Оставьте нас, мы все в печали.
Мы это не простим себе..."
Легко мечтаньям придаваться
о сцене, будучи в фойе.
Ты закружился вихрем танца
с посмертной славою своей
и вдруг — упал лицом в ладони
в чернильных пятнах пустоты.
Прозрел и осознал, и понял:
не критики слепы, а — ты.
В чём смысл грёз пустых, ведь славы
тобой не будет познан вкус?
Твои эпиграфы и главы
не учат в школах наизусть,
не поминают в разговоре —
и в том никто не виноват.
Жизнь плещется, бушует морем,
а смерть не будут волновать
твои шекспирства и бодлерства,
твои весёлые года.
Тщеславие — сродни болезни,
неизлечимой иногда.
