В деревне Сарапулке это началось.
В недавних годах.
Вскорости после гражданской войны.
Деревенский народ в те годы не больно грамотен был.
Ну, все-таки каждый, кто за советскую власть, придумывал, чем бы ей пособить.
В Сарапулке, известно, от дедов-прадедов привычка осталась в камешках разбираться.
В междупарье, али еще когда свободное время окажется, старики непременно этими камешками занимались.
Про это вот вспомнили и тоже артелку устроили.
Стали графит добывать.
Вроде и ладно пошло.
На тысячи пудов добычу считали, только вскоре забросили.
Какая тому причина: то ли графит плохой, то ли цена неподходящая, этого растолковать не умею.
Бросили и бросили, за другое принялись - на Адуй наметились.
Адуйское место всякому здешнему хоть маленько ведомо.
Там главная приманка - аквамаринчики да аметистишки.
Ну и другое попадается.
Кто-то из артелки похвастал:
Знаю в старой яме щелку с большой надеждой".
Артельщики на это и поддались.
Сперва у них гладко пошло.
Два ли, три занорыша нашли.
Решеточных!
Решетками камень считали.
На их удачу глядя, и другие из Сарапулки на Адуй кинулись: нельзя ли, дескать, и нам к тому припаиться.
Яма большая, - не запретишь.
Тут, видно, и вышла не то фальшь, не то оплошка.
Артелка, которая сперва старалась, жилку потеряла.
Это с камешками часто случается.
Искали искали, не нашли.
Что делать?
А в Березовске в ту пору жил горщик один.
В больших уж годах, а на славе держался.
Артельщики к нему и приехали.
Обсказали, в каком месте старались, и просят:
- Сделай милость,
Кондрат Маркелыч, поищи жилку!
Угощенье, понятно, поставили, словами старика всяко задабривают, на обещанья не скупятся.
Тут еще березовские старатели подошли, выхваляют своего горщика:
- У нас Маркелыч на эти штуки дошлый.
По всей округе такого не найдешь!
Приезжие, конечно, и сами это знают, только помалкивают.
Им наруку такая похвальба: не расшевелит ли она старика.
Старик все-таки наотрез отказывается:
- Знаю я эти пережимы на Адуе!
Глаз у меня теперь их не возьмет.
Артельщики свой порядок ведут.
Угощают старика да наговаривают: одна надежда на тебя.
Коли тебе не в силу, к кому пойти?
Старику лестно такое слушать, да и стаканчиками зарядился.
Запошевеливал плечами-то, сам похваляться стал: это нашел, другое нашел, там место открыл, там показал.
Одним словом, дотолкали старика.
Разгорячился, по столу стукнул:
- Не гляди, что старый, я еще покажу, как жилки искать!
Артельщикам того и надо.
- Покажи,
Кондрат Маркелыч, покажи, а мы в долгу не останемся.
От первого занорыша половина в твою пользу.
Кондрат от этого в отпор.
- Не из-за этого стараюсь!
Желаю доказать, какие горщики бывают, ежели с понятием который.
Правильно слово сказано: пьяный похвалился, а трезвому отвечать.
Пришлось Маркелычу на Адуй итти.
Расспросил на месте, как жилка шла, стал сам постукивать да смекать, где потерю искать, а удачи нет.
Артельщики, которые старика в это дело втравили, видят-толку нет, живо от работы отстали.
Рассудили по-своему:
- Коли Кондрат найти не может, так нечего и время терять.
Другие старатели, которые около той же ямы колотились, тоже один за другим отставать стали.
Да и время-то подошло покосное.
Всякому охота впору сенца поставить.
На Адуйских-то ямах людей, как корова языком слизнула: никого не видно.
Один Кондрат у ямы бьется.
Старик, видишь, самондравный.
Сперва-то он для артельщиков старался, а как увидел, что камень упирается, не хочет себя показать, старик в азарт вошел:
- Добьюсь своего!
Добьюсь!
Не одну неделю тут старался в одиночку.
Из сил выбиваться стал, а толку не видит.
Давно бы отстать надо, а ему это зазорно.
Ну, как!
Первый по нашим местам горщик не мог жилку найти!
Куда годится?
Люди засмеют.
Кондрат тогда и придумал:
- Не попытать ли по старинке?
В старину, сказывают, места искали рудознатной лозой да притягательной стрелой.
Лоза для всякой руды шла, а притягательная стрела - для камешков.
Кондрат про это сызмала слыхал, да не больно к тому приверженность оказывал, - за пустяк считал.
Иной раз и посмеивался, а тут решил попробовать.
- Коли не выйдет, больше тут и топтаться не стану.
А правило такое было.
Надо наконечник стрелы сперва магнит- камнем потереть, потом поисковым.
Тем, значит, на который охотишься.
Слова какие-то требовалось сказать.
Эту заговоренную стрелу пускали из простого лучка, только надо было глаза зажмурить и трижды повернуться перед тем, как стрелу пустить.
Кондрат знал все эти слова и правила, только ему вроде стыдно показалось этим заниматься, он и придумал пристроить к этому своего не то внучонка, не то правнучка.
Не поленился, сходил домой.
Там, конечно, виду не показал, что по работе незадача.
Какие из березовских старателей подходили с разговором, всех обнадеживал: - на недельку еще сходить придется.
Сходил, как полагается, в баню, попарился, полежал денек дома, а как стал собираться, говорит внучонку:
- Пойдешь,
Мишунька, со мной камешки искать?
Мальчонку, понятно, лестно с дедушком пойти.
- Пойду, - отвечает.
Вот и привел Кондрат своего внучонка на Адуй.
Сделал ему лучок, стрелу-по всем старинным правилам изготовил, велел Мишуньке зажмуриться, покрутиться и стрелять, куда придется.
Мальчонка рад стараться.
Все исполнил, как требовалось.
До трех раз стрелял.
Только видит Кондрат - ничего путного не выходит.
Первый раз стрела в пенек угодила, второй - в траву пала, третий - около камня ткнулась и ниже скатилась.
Старик по всем местам поковырялся маленько.
Так, для порядка больше, чтоб выполнить все по старинке.
Мишунька, понятно, тем лучком да стрелой играть стал.
Набегался, наигрался.
Дедушко покормил его и спать устроил в балагашке, а самому не до сна.
Обидно.
На старости лет опозорился.
Вышел из балагашка, сидит, раздумывает, нельзя ли еще как попытать.
Тут ему и пришло в голову: потому, может, стрела не подействовала, что не той рукой пущена.
- Мальчонка, конечно, несмысленыш.
Самый вроде к тому делу подходящий, а все-таки он не искал, потому и показа нет.
Придется, видно, самому испробовать.
Заговорил стрелу, приготовил все, как требовалось, зажмурил глаза, покрутился и спустил стрелу.
Полетела она не в ту сторону, где яма была, а на тропке оказался какой-то проходящий.
Идет налегке.
На руке только корзинка корневая, в каких у нас ягоды носят.
Подхватил прохожий стрелу, которая близенько от него упала, и говорит с усмешкой:
- Не по годам тебе, дедушка, ребячьей забавой тешиться.
Не по годам!
Кондрату неловко, что его за таким делом застали, говорит всердцах:
- Проходи своей дорогой!
Тебя не касаемо.
Прохожий смеется.
- Как не касаемо, коли чуть стрелой мне в ногу не угодил.
Подошел к старику, подал стрелу и говорит укорительно, а то со смешком:
- Эх, дед, дед!
Много прожил, а присловья не знаешь: то не стрела, коя орлиным пером не оперена.
Маркелычу этот разговор не по нраву.
Сердито отвечает:
- Нет по нашим местам такой птицы!
Неоткуда и перо брать.
- Неправильно, - говорит, - твое слово.
Орлиное перо везде есть, да только искать-то его надо под высоким светом.
Кондрат посомневался;
- Мудришь ты!
Над стариком, гляжу, посмеяться надумал, а я ведь в своем деле не хуже людей разумею.
- Какое, - спрашивает, - дело?
Старик тут и распоясался.
Всю свою жизнь этому человеку рассказал.
Сам себе дивится, а рассказывает.
Прохожий сидит на камешке, слушает да подгоняет:
- Так, так, дедушка, а дальше что?
Кончил старик свой рассказ.
Прохожий похвалил:
- Честно, дед, поработал.
Много полезного добыл, а стрелу зачем пускал?
Кондрат и это не потаил.
Прохожий поглядел этак вприщур, да и говорит:
- То-то и есть.
Орлиного пера твоей стреле не хватает.
Кондрат тут вовсе рассердился.
Обидно показалось.
Всю, можно сказать, жизнь выложил, а он с перьями своими!
Закричал этак сердито:
- Говорю, нет по нашим местам такой птицы!
Не найдешь пера!
Глухой ты, что ли?
Прохожий усмехнулся, да и спрашивает:
- Хочешь, покажу?
Кондрат, понятно, не поверил, а все-таки говорит:
- Покажи, коли умеешь, да не шутишь.
Прохожий тут достал из корзинки камешек кубастенький.
Ростом кулака в два.
Сверху и снизу ровнехонько срезано, а с боков обделано на пять граней.
В потемках не разберешь, какого цвету камень, а по гладкой шлифовке - орлец.
На верхней стороне чуть видны беленькие пятнышки, против каждой грани.
Поставил прохожий этот камешек рядом с собой, задел пальцем одно пятнышко, и вдруг их светом накрыло, как большим колоколом.
Свет яркий- яркий, с голубым отливом, а что горит - не видно.
Световой колокол не больно высок.
Так в три либо четыре человечьих роста.
В свету мошкары вьется видимо-невидимо, летучие мыши шныряют, а вверху пташки пролетают, и каждая по перышку роняет.
Перышки кружатся, на землю падать не торопятся.
- Видишь, - спрашивает, - перья?
- Вижу, - отвечает, - только это вовсе не орлиные.
- Правильно, не орлиные, а больше воробьиные, - говорит прохожий и объясняет; - Это твоя жизнь, дед, показана.
Трудился много, а крылышки маленькие, слабые, на таких высоко не подняться.
Мошкара глаза забивает, да еще всякая нечисть мешает.
А вот гляди, как дальше будет.
Задел опять пальцем которое-то пятнышко, и световой колокол во много раз больше стал.
К голубому отливу зеленый примешался.
Под ногами будто первый пласт земли сняли, а вверху птицы пролетают.
Пониже утки да гуси, повыше журавли, еще выше - лебеди.
Каждая птица по перу сбрасывает, и эти перья книзу ровнее летят, потому - вес другой.
Прохожий еще задел пальцем пятнышко, и световой колокол раздался и ввысь взлетел.
Свет такой, что глаза слепит.
Голубым, зеленым и красным отливает.
На земле на две сажени в глубину все видно, а вверху птицы плывут.
Каждая в свету перо роняет.
Те перья к земле, как стрелы, летят и у самого того места, где камешек поставлен, падают.
Прохожий глядит на Кондрата, улыбается светленько и говорит:
- И выше орла, дед, птицы есть, да показать опасаюсь: глаза у тебя не выдержат.
А пока попытай свою стрелу!
Подобрал с земли столько-то перьев, живо пристроил, будто век таким делом занимался, и наказывает старику:
- Опускай в то место, где жилку ждешь, а зажмуривать глаза да крутиться не надо.
Кондрат послушался.
Полетела стрела, а яма навстречу ей раскрылась.
Не то что все каменные жилки-ходочки, а и занорыши видно.
Один вовсе большой.
Аквамаринов в нем чуть не воз набито, и они как смеются.
Старик, понятно, растревожился, побежал поближе посмотреть, а свет и погас.
Маркелыч кричит:
- Прохожий, ты где?
А тот отвечает:
- Дальше пошел.
- Куда ты в темень такую?
Хитники пообидеть могут.
Неровен час, еще отберут у тебя эту штуку!- кричит Маркелыч, а прохожий отвечает:
- Не беспокойся, дед!
Эта штука только в моих руках действует да у того, кому сам отдам.
- Ты хоть кто такой? - спрашивает Маркелыч.
А прохожий уж далеко.
Едва слышно донеслось:
- У внучонка спроси.
Он знает.
Мишунька весь этот ночной случай не проспал.
Светом-то его разбудило, он и глядел из балагашка.
Как дедушко пришел,
Мишунька и говорит:
- А ведь это, дедушко, у тебя был Ленин!
Старик все-таки не удивился.
- Верно,
Мишунька, он.
Не зря люди сказывают - ходит он по нашим местам.
Ходит!
Уму-разуму учит.
Чтоб не больно гордились своими крылышками, а к высокому свету тянулись.
К орлиному, значит, перу.
