1
Она пыталась отдышаться и качалась взад-вперёд перед мутным зеркалом в туалете районного отделения милиции.
Кто-то бил кулаком в запертую на защёлку дверь и орал матом — ей казалось, что с каждым ударом её лицо превращается в гнилую сливу, а уши — наполняются мохнатыми пауками.
Из окна, как сквозь пелену, на неё волнами обрушивался детский смех.
Наивные: они ничего не подозревают. Ни-че-го. А ведь живут рядом с отделом уже который год. Может, у детей полицейских низкая эмпатия? Пинают мяч так, как их отцы бьют по почкам: с улыбкой на лице и приятной усталостью в мышцах.
Голова загудела, а в уголках вспухших век — замерли жгучие слёзы.
Пальцы в блестящих перчатках опёрлись на ржавую раковину, оставив на ней тёмно-бордовые пятна, тушь на румяных щеках превратилась в корочку, а от мятого платья разило кислым потом.
Тонкие губы — кровили и чесались. Она попыталась смыть с них помаду — вышло неровно. Малиновое приторное пятно заткнуло ей рот.
А ведь я люблю чёрную.
Соль разъела корочку на щеках.
Мне всегда затыкали рот. Запрещали жить так, как я хотела.
Когда я с утра плевалась ледяной манной кашей с жирной плёнкой прогорклого масла поверху — мать таскала за волосы, когда днём прогуливала математику — тыкала в угловатые плечи раскалёнными спицами для вязания и хохотала, когда вечером сбегала со скучных уроков пения — состригала ногти под корень и шипела «терпи, дура, заслужила».
А отец… Работал в своём доме культуры круглые сутки: он ведь у нас заслуженный артист республики. Ему скоро выходить на пенсию, а он только после смерти матери от очередного приступа заметил дочь. Видимо, ношу с плеч скинул и прозрел.
Ну и на том спасибо.
Невеста ухмыльнулась и достала из выреза платья паспорт.
Открыла. Страницы — хрустнули.
Зовут — Ясмин.
Выдан — позавчера.
Не выдана — сегодня.
Ничего не скажешь, весело начался четырнадцатый год её жизни.
***
Ахмат ещё раз выкрикнул «сука» и опёрся вспотевшими ладонями на дверь. У него не глаза — два раскалённых ножа. Потом — спустился на первый этаж, сел на стул возле кулера и завыл. Свадебная. Народная.
— Ахмат, ну ты чего? Не переживай: женщины… они такие. Перебесятся — и на всё согласятся. Будь выше всего этого. Помни: ты — мужчина, ты — глава, — невысокий бородатый старик в тюбетейке похлопал Ахмата по плечу. Тот посмотрел на него и резко выдохнул:
— Бля… Ты и твоя дочь-шалава мне все мозги сделали. Она — биомусор. Ох, ничего про неё ты не знаешь, отец. Бедный. Пожалею тебя, а то как узнаешь — подохнешь с горя.
— Ты как со мной…
Ахмат встал, подошёл к кулеру, набрал стакан ледяной воды и выпил его залпом.
Перевёл дух. Улыбнулся.
Старик сжал набалдашник трости до хруста в костяшках, развернулся и вышел на улицу.
Светило — солнце. Листва — зелень. Дети — гол.
***
Ясмин полюбила осень прошлого года.
Да, умерла мама. Да, начались физика и месячные.
Зато в класс пришла новенькая: Лера.
Ясмин сначала знала о ней только то, что папы у неё нет, а её мама после его смерти переехала в их город и устроилась работать в поликлинику гинекологиней. Так Лера тут и оказалась.
Ясмин, кстати, вместе с другими девочками уже успела сходить на осмотр: больно не было. Евгения Александровна — добрая и понимающая: сказала вести дневник цикла, носить обезболивающее в рюкзаке и, если что, — сразу обращаться к ней. Она даже всем визитки раздала. И «эти штуки». Ну, прокладки.
Ясмин неделю запихивала в трусы салфетки. Обычно к концу первого урока она уже представляла, что плавает в кровавом море, а вокруг — одноклассники-акулы, которые заметят и засмеют. К счастью, они ничего не замечали: Ясмин садилась у двери и, как-только слышала звон, вскакивала и бежала в первый попавшийся туалет, доставала из лифчика гору салфеток, подмывалась, а красные кусочки выбрасывала в мусорку и меняла на белые.
Однажды её догнала физичка, заперла дверь на ключ и начала орать:
— Ты, бесстыжая, пол запачкала. Это же учительский сральник! Всех распугала, а! Пошла отсюда! Ну-ка. Чего ревёшь, коза? Так тебе и надо. Ишь, чего удумала. Реветь. Дура.
Потом — достала тонкую сигарету, прикурила от зажигалки, затянулась и выпустила дымовую тучу в раскрытую форточку:
— Пошла вон, говорю. Оглохла, что ли?
Ясмин прогуляла в парке три урока. Замёрзла. Внизу живота — будто срубали дерево электропилой, только вместо опилок — кровь, засохшая на ногах.
Доковыляла до дома и, пока отец был на работе, успела принять ванну и выпить две таблетки парацетамола.
Хорошо, что теперь есть прокладки и Нурофен.
***
P.S. Продолжение следует!
