В огороде стояло старое-старое пугало с треснувшим котелком вместо головы. В котелке жила такая же старая крыса.
Крыса всё время говорила пугалу:
— Кто ты без меня?! Лишь старая вешалка на палке! Я — твоя душа, ты — моё вместилище. Я даю хоть какой-то смысл твоему существованию.
Изредка пугало сетовало на свою тяжёлую бессмысленную жизнь, на холод, пронизывающий всё ветхое существо, на ветра, что грубо рвут и без того изодранную одежду, на солнце, что раскаляет старый котелок до невозможности.
Время от времени крыса отгрызала кусочек обветшалой ткани от рукава или подола халата для дальнейшего обустройства мягкого гнезда. Пугало слабо возмущалось, на что крыса всегда отвечала:
— Вот оставлю твою пустую башку. Что от тебя тогда останется? Лишь истлевшая тряпка на палке да треснутый котелок! Я же буду гулять по белу свету, любоваться блистанием красок, пока не найду себе новое вместилище. Я верю в переселение крыс! Я знаю, что вечно буду жить! Ты же будешь гнить на помойке, никому не нужное!
Однажды крыса делала очередную вылазку в свет — в дом хозяина огорода. Там она воровала сухари и сыр. За этим занятием и застал её хозяин. Разгневанный, он запустил в крысу трость со словами: «Так вот кто у меня портит и ворует продукты!»
Трость перебила крысе голову. Несколько раз дёрнув лапками, крыса затихла.
Тем временем пугало страдало от затянувшейся пустоты в голове. Оно не знало, чем бы себя занять. Пугало разглядывало глиняные черепки на ближайшей помойке, пробовало считать деревья вблизи хозяйского дома, пыталось пугать ворон, размахивая изгрызенными крысой рукавами. Но пустота в голове не проходила. Наверное, это смерть, — подумало пугало. Но вместо тоски почему-то почувствовало свободу, лёгкость и даже называть стало себя не в среднем роде — тело, вместилище, пугало — а в мужском!
— Слава Богу, наваждение прошло!
Он приветливо помахал хозяину огорода рукавами и впервые за много лет подумал, что плохим он был пугалом. Теперь же ни одна ворона не залетит в огород.
