«СЕРЕНЬКИЙ КОЗЛИК»
Заложив короткие руки за спину, мой шеф носился по кабинету, словно лабораторная мышь, обреченная на лабораторные опыты с летальным исходом. Я с интересом наблюдал за его смешными перемещениями в пределах просторной комнаты.
Вот, елки-палки! – сокрушался Федоров, в очередной раз пробегая мимо меня. – Вот жизнь!
Я вежливо молчал, зная, что через пять минут беготня прекратится, и старик начнет приходить в себя.
Моя жизнь! Моя чертова работа! – шеф с разбегу влетел в свое кресло. – Уф! - он вытер пот со лба рукавом пиджака, словно какой-нибудь школьник.
Дмитрий Александрович, - я решил, что самое время подать голос. И ошибся.
А! – Федоров снова вскочил. – И он еще смеет разговаривать! – шеф подбежал ко мне. – После в с е г о! – выплюнул он мне в лицо.
Но… - вякнул я.
Молчи! – заорал главный редактор «Крайм Ньюс» (после его назначения не прошло и года). – Молчи! – повторил Федоров и упал в кресло обессиленный.
Молчу, - обречено пробормотал я.
Боже! – шеф театрально закрыл глаза и обхватил начавшую уже лысеть голову. – Боже! – я понял, что пришло время для кульминационного монолога.
На этот раз я не ошибся.
Боже! – в очередной раз обратился к Всевышнему мой начальник. –С кем мне приходится работать! Какие неблагодарные люди меня окружают! Со всех сторон, со всех сторон!
Монолог был более чем краток, но заставил бы позеленеть от зависти любого театрального актера: столько в нем было отчаяния и боли!
Я тяжело вздохнул, демонстрируя тем самым, что целиком солидарен с начальником.
Федоров и впрямь был взволнован. В последний раз я видел его таким три года назад, когда.… Ну, в общем, когда э т о произошло.
Мы с Русланом вернулись из одной маленькой и очень независимой страны, население которой во времена Союза даже и не пыталось претендовать на автономию. Мы побывали как раз перед началом тех самых событий. Целью нашей сумасбродной вылазки было следующее: установить, действительно ли правительство республики в лице бывшего полковника российских ВС приобрело посредством «грязных торговцев» у одного из суверенных государств, бывшего ранее одной из республик Нерушимого, чемоданчик с плутонием. Статья наделала много шуму. Сколько нам тогда досталось кнутов и пряников! Руслан, который, кстати, и написал эту самую сенсационную статью, был избран на Западе журналистом года. А еще парень был уверен, что военного вмешательства в дела той республики матушки-России – целиком и полностью наша с ним заслуга.
То, что моя фамилия тогда не мелькала в печати, то, что я остался в тени, позже заставило пересмотреть прежние мои представления о славе. Руслан, само собой, был тогда героем, он наслаждался известностью, давал блистательные интервью, мелькал в эфире. Посещал всевозможные презентации и званные обеды, далее не подозревая, какая угроза нависла над ним. Его нашли в новом доме, который Руслан, наконец, смог себе позволить. Женщина, с которой мой коллега провел последнюю ночь, была безжалостно задушена поясом своего же халата. Ее, обнаженную, застывшую в неестественной позе, обнаружили на полу в кухне. Она собиралась варить кофе: коричневый порошок был рассыпан по полу.
Руслан был в спальне. Он истекал кровью. Очевидцы рассказывали, что кровь пропитала всю постель и сочилась на шкуру белого медведя, лежащую у кровати. Сам Руслан полулежал на подушках и смотрел в одну точку. На прикроватной тумбочке аккуратно были разложены все его пальца и язык. Словно какая-нибудь морковка на рыночном прилавке! «Молчи!» - было написано кровью на стене.
Молчи! – снова заорал на меня шеф.
Да я и не говорю… - попытался оправдаться я.
Все равно, молчи! – поставил точку Федоров.
Тогда я не узнавал своего шефа. Федоров мог во время разговора погрузится в полную прострацию. Он сидел, медленно раскачивая взад-вперед свое полное тело, и механически повторял: «Молчи, молчи, молчи…». Если же собеседник имел неосторожность в тот момент обронить хотя бы одно слово, Федоров на глазах превращался в зверя. «Молчи!» - орал он, до смерти пугая собеседника. – Молчи!»
В то время я еще не знал, что Руслан был внебрачным сыном моего начальника. Об этом, спустя некоторое время, мне под большим секретом поведала мать.
Я хотел бы спросить у вас… - начал я.
Нет, это я как раз хотел спросить у тебя! – перебил Федоров, - Где это тебя черти носили целый месяц? Мы с ума сходим, давно бы уже в розыск подали, если бы не это, - он швырнул на стол пачку конвертов. – Что это такое, я тебя спрашиваю?! – гремел шеф.
Я взял один из конвертов.
Думаешь, это смешно?
В смысле?
Я раскрыл конверт и вынул из него сложенный вчетверо лист бумаги.
Ну, и что же это?
Твои ответы, – внезапно спокойным голосом произнес главный редактор.
Мои что?!
Я развернул листок.
«Жил-был у бабушки серенький козлик…»
Ничего, не понимая, я уставился на Федорова.
Ну, и как же это понимать прикажете?
Перешел на «вы». Плохой знак.
Стало быть, электронной почтой я уже не пользуюсь, - вздохнул я. – Шарашу отчеты по старинке.
Я взял следующий конверт.
«Пошел как-то козлик
в лес погуляти…»
Мне сделалось неуютно.
В остальных то же самое? – нетвердым голосом спросил я у шефа.
Точно, - подтвердил он. – Вплоть до самого трагического финала, когда, как ты помнишь, от несчастного животного остались лишь несъедобные запчасти.
Я нервно хмыкнул.
Адрес? Все письма отправлены из одного города?
Точно, – подтвердил Федоров, - сообщение про «рожки да ножки» пришло два дня назад.
«Когда я был в больнице!» - мелькнуло в голове.
А больше я ничего такого не писал? Скажем, история о Курочке Рябе так же настолько криминальна, чтобы быть опубликованной на страницах нашего журнала. А сказка «Маша и медведь»! Это же вообще, чистой воды киднеппинг!
Послушай, умник! – заревел главный редактор. – Если тебе насрать на всех нас и на репутацию нашего журнала, то лучше не порти нервы и вали! Пиши свои долбаные романы! Литератор хренов!
Писать мои «долбаные романы» Федоров меня отправлял не впервые. Когда одно солидное издательство выпустило пятитысячным тиражом моих «Барсов», у редакции журнала попросту отвалилась челюсть.
Книга довольно быстро стала бестселлером, и издатели требовали от меня еще. Вот тогда я впервые и подумал об уходе. И поделился мыслями на этот счет с Федоровым. Разумеется, был скандал. Шеф назвал меня неблагодарным ослом, зазнавшимся кретином и еще Бог весть кем. Вспомнил, что именно он «подобрал» меня и дал работу.
А когда я заикнулся о том, что без меня бы они никогда не вышли на лабораторию по изготовлению наркотиков, заметил: «Это еще как сказать». После чего велел мне заткнуться.
Я понимал причину его раздраженности: главный редактор уже строил мне лестницу вверх, к руководящим постам журнала. Мысль о том, что я предпочту литературу в чистом виде журналистскому делу, пугала его. Мне, да и, наверное, всем в «Крайм Ньюс» было хорошо известно, что рано или поздно я стану преемником Федорова. Еще бы, какой отчим позволит своему пасынку всю жизнь копаться в грязи? Да, да! Моя драгоценная маман таки вышла замуж за Федорова. После этого события в редакции на меня смотрели совсем по-другому, во всяком случае, мне так казалось. И это была вторая причина, по которой я не мог оставаться в журнале.
Я подождал, пока ветер немного утихнет, и поинтересовался у шефа:
А вы не подумали, что я никогда не стал бы писать подобной чепухи?
Ха, как раз ты только и способен на такое! Только и ждешь, чтобы тебя выкинули! Для этого и придумываешь разные шутки! Как же, не он! Не писал! – шеф набил трубку табаком и стал рыться в карманах в поисках зажигалки.
Я протянул ему свою. Он обиженно махнул рукой, словно ребенок, и отвернулся к окну.
Но это, действительно, не мои отчеты, - не сдавался я.
Федоров повернулся ко мне.
Давай свою зажигалку, - сердито потребовал он.
Я с улыбкой выполнил просьбу. Старик начинал остывать – самое время обо всем рассказать.
А как это объяснить? – Федоров схватил со стола один из конвертов с «козлиной чушью».
Что именно?
Вот это, - шеф поманил к себе пальцем. – Это! – он обвел черным фломастером букву «к» в тексте. – Знакомо?
Да уж! Еще бы я не знал этот дефект! Моя пишущая машинка. Буква «к» в отличие от остальных выбита немного косо.
Но… эту чепуху писал не я.
А кто же?
Моей машинкой мог воспользоваться кто угодно.
Вот что, - главный редактор подпер щеку рукой. – Сейчас ты мне обо всем, не спеша, расскажешь, а я уж решу, что с тобой делать дальше.
Это мне было и нужно. Я поведал ему обо всем: о том, как оказался в частной клинике, о встрече с Константином Владимировичем, о своей странной амнезии. Я не упустил ничего, поэтому Федоров должен был иметь полную картину произошедшего со мной. Или почти полную, ибо некоторые вопросы так и оставались скрытыми в темных подвалах моей памяти. (Найти и рассказать?)
Пойдем-ка со мной, - сказал мой шеф, когда я закончил свой рассказ.
Я повиновался. Мы зашли в соседнюю с кабинетом комнату, которую сам Федоров называл «расслабительной».
Садись, - бросил мне шеф. – Кури.
Я опустился на мягкий диван и достал сигарету. Федоров тем временем вернулся в кабинет и загремел дверцей сейфа.
Сейчас, - он показал мне видеокассету, - мы кино смотреть будем.
Кино?
Сейчас, - Федоров направился к видеодвойке, стоящей в углу комнаты на подставке из толстого прочного стекла. – Сейчас, – повторил он, включая систему.
Это была ужасная по качеству любительская съемка какой-то великосветской гулянки. Столы ломились от деликатесов, гости уже находились в некотором подпитии. Несмотря на отсутствие звука и искаженную картинку, я сумел узнать Константина Владимировича в дорогом светлом костюме. Судя по тому, что мой добрый спаситель стоял с бокалом в руке и шевелил губами, можно было сделать вывод, что он произносит тост. Так и оказалось. Закончив речь, Константин Владимирович подошел к центру стола, где широко улыбался, обнажив ровную полоску добротных вставных зубов сухонький дедуля, длинный, как жердь. Он был одет в безупречный черный смокинг.
Это Проныра, - комментировал Федоров, - гуляют его день рождения.
Я пожал плечами.
До недавнего момента, очень большой человек в своем городе. Вор в законе, между прочим. А это, - он указал на подошедшего к имениннику Константина Владимировича, - твой знакомый, Константин Владимирович Февральский. Тоже большой человек.
И тоже вор в законе?
Да нет, - теперь уже Федоров пожал плечами, – но очень и очень загадочная личность.
Тем временем, на экране два больших человека обменивались дружескими рукопожатиями. Лицо Константина Владимировича лучилось добротой и участием
Неужели, ты так ничего и не помнишь? – Федоров повернулся ко мне.
Нет.
Шеф внимательно взглянул на меня.
Тебе нужно показаться врачу, Алексей, - неожиданно заботливо произнес он.
Обязательно.
Смотри, смотри! – оживился Федоров, - Вот он, поцелуй Иуды!
Неожиданно Константин Владимирович привлек к себе именинника и, встав на цыпочки, горячо поцеловал того в дряблую щеку. Мне даже показалось, что на бесцветных глазах вора в законе выступили слезы.
На экране пошла рябь: запись кончилась.
Это последняя съемка Проныры, - сказал Федоров, выключая магнитофон. – Через два дня его взорвали в собственном авто. Проныра, водитель, два охранника – все в кашу! – шеф взял с полки журнал и бросил его мне на колени. – Это наш апрельский номер.
«Крайм Ньюс», как всегда, на высоте. Потрясающе острая статья молодого сотрудника Виталика Козлова, впечатляющие фотографии с места происшествия, сделанные Васей по прозвищу Зоркий Глаз, нашим лучшим фотографом. Плюс высокое качество полиграфии.
Я просмотрел статью.
Таким вот образом, - подвел итог шеф, - завершилась славная эпоха правления Проныры. Король умер, и да здравствует король! Прошу любить и жаловать - Константин Владимирович Февральский. В нашей базе данных на эту персону не так уж и много информации, да и то, что нам известно, известно остальным. Февральский чрезвычайно богат. Настоящий Крез местного значения. Держатель пакета акций крупной нефтяной компании, владелец заводов, газет, пароходов. Одним словом, буржуй. Тонкий эстет, во всяком случае, богема от него без ума. Организатор несметного количества выставок и концертов одаренных детей. Спонсировал несколько музыкальных проектов. Кстати, знаменитая Синильга, от которой сейчас так балдеет молодежь - его находка.
Крутой дядя, - оценил я.
Да, забыл сказать, что господин Февральский известен как чрезвычайно щедрый меценат и благодетель. Настоящий гражданин своего города. Недавно он превратил заурядный, в общем-то, областной центр в нечто, вроде музыкальной Мекки.
Я уже об этом догадался. Фестиваль «Небесные Подмостки»?
Точно, - подтвердил Федоров. – А какие суммы жертвуются на благотворительность, и говорить не приходится. Восстановление храмов чего только стоит!
Да уж. Просто святой. Но что мы знаем о второй стороне медали? Сдается, это Февральский отправил дедушку Проныру на тот свет.
И мне так сдается, и следствию, видимо, тоже. Только ничего на Февральского у властей нет. Ничегошеньки!
Это у властей, – я хитро улыбнулся. – А у нас?
Да и у нас не густо, - покачал головой начальник. – Немного в компьютере, да эта кассета. Которая сама по себе ничего не доказывает.
Да, кстати, а кто все это снимал? – спросил я.
Ты, - сказал шеф.
