Он жил в диком краю, в неприступном саду зимы,
Окружённый людьми, чьи сердца холоднее стали.
По ночам приходили к нему из пучины сны,
Знаешь, лучше б такие как он никогда не спали -
Руки чёрные, крики, агония и печаль,
Там - враги, здесь - иллюзии полночью догорали...
Он снадобья варил, отрицая свою печать,
Но увы, наяву все страдания продолжались.
И его проклинали, он будто бы был изгой,
Да и сам не хотел никого из деревни видеть.
Он чертовски устал и безумно хотел домой.
И вообще-то, плевать, кто решил его ненавидеть -
Не получат ни трав, ни спасенья. Лечить таких
Не пристало целителю с самым замерзшим сердцем.
Он все ждал наступления новых времен, иных
Горизонтов, где сможет душа его отогреться,
Позабыв отрешённую холодность и печаль.
И в один замерзающий пьяный декабрьский вечер
В миг, когда ничего уже не было в жизни жаль,
Та, кого он так ждал, вдруг шагнула ему навстречу.
Столько личин кричало, что факелы бы бросать
В дом, в него самого, пока углями не остынет...
Он, забыв все, ласкал её пламенные уста.
Где-то челядь кляла колдуном и Самайна сыном,
Только крики умолкли, кошмары в ночи седой
Растворились, на милю к нему подступить не смея.
Дьявол очень силен, смерть коварно шипит "постой",
Но любовь их обоих в три тысячи раз сильнее.
