Если в мире (почти) чистоты не осталось,
только мусорный гам, лучше вылезти в пустошь.
Человек, несомненно, тщедушная малость
и червяк – если в яблочко-сердце запустишь.
Выбирая на ощупь деревья и травы,
удалённые в дикость, в пространность, пристрою
на спине рюкзаком одиночество. Правы
находящие душу без ветра пустою.
Это ветры играют сосновым плюмажем,
окатив, раскачав тёмно хвойные перья,
Опускаются сверху со скрипом: "размажем!"
Распадусь, может быть, на хвоинки теперь я
вместе с лесом, с ошмётками прежнего леса.
Муравьям дела нет до шагающих брёвен
прорезиненных – лишь бы не чёртов агрессор.
Муравейник высок, суетлив, безусловен.
Это ветры находят забавным придвинуть
тучи к носу, впритык обстрелять бедолагу,
приходящую в лоно природы с повинной,
приносящую тоже солёную влагу
на щеках и дожди – во всю грудь, во всё горло.
Это ветры шуруют калённые брызги.
Одиночество
еле
на гору
допёрла.
Одиночество
стало
естественно
близким.
Термос вытянул пар под еловые крыши,
что рубились секунду назад громко в шутер.
Вот и Время стоит подле сердца – застывши.
Вот и утро шеренгами канувших утр
подтверждает порядковый номер – досужий,
ибо только природа здесь занята делом,
ибо только природа воистину служит
Красоте – выживая в (почти) оскуделом.
