И надломленный бутон малиновой розы ляжет на стекло железного стола. Улыбнуться молча, благодаря взглядом старого усатого дядечку в синем спортивном костюме.
Мы все – надломленные розы после любого болезненного события в нашем мире, мы все уставшие и истерзанные, зажеванные, словно желтые использованные салфетки, скомканные листы с неудачными историями, написанными чернильными ручками. Нас выкидывают в мусорные ведра за ненадобностью.
Июль рыдает. С редкими вылазками белого шара на небе.
Сколько неба, разного и неизвестного. Сколько его над тем островом, куда отныне хочется не из-за морей четырех, из-за дыхания там другого. Сладостно-манящего и перекрывающего все, что было до, перечеркивающего твое прошлое, позволяющего не дышать больше смрадом неоправданности, бесчеловечности, горечи и отвратительного вкуса кофе, когда чай становится вкуснее. Не тот пакетированный, в который собирают ошметки, а настоящий, раскрывающийся бутонами опрометчивости и сумасшествия, где в горы идти пять часов, а спускаться два, где глыба молчаливо ждет твоего прикосновения, где каждое слово – неимоверная теплота твоих распростертых объятий навстречу свободе рядом с новым и неизвестным, рядом с незнакомыми вселенными, где каждый может изменить все от корки до корки, где покой и тишина.
Где ты обретешь себя.
***
Радуга выглянет игриво из-за туч после ливня, старый фонарь и столб с проводами рогаткой разойдутся в разные стороны на фоне небосклона.
Скажи, если не верить в лучшее, как можно продержаться?
Если не повторять себе, что будет все, как выкарабкаться из пустоты, что поселил ты сам в себе?
19:56 12/7/16
0:41 13/7/16
СПб
Редактор: Настя Шварц
Фотография: Кейт
