Ранним утром, еще по росе, едва заяц Лёк отыскал в песке ямку посуше, к нему подбежала гиена Буки.
— Чего это ты от меня всегда прячешься?—спросила она с угрозой.
— А чего мне от тебя прятаться?— возразил заяц Лёк, хотя прекрасно знал, почему он сам и все его родичи избегали гиену Буки.
Солнце еще не взошло, трава была мокрой, лапы зайца не высохли, а зубы гиены были слишком близко от его хребта.
Поэтому заяц Лёк повторил:
— С чего мне от тебя прятаться, почтенная
Джур?
Я просто нашел себе ямку, где прохладнее, чем в траве у тропинки.
— Ах, вот оно что! — прогнусавила гиена Буки.— А я вот вся промокла ночью, схватила насморк и кашель.
Слышала я, будто парное молоко — лучшее средство от хрипоты.
Слушай,
Лёк!
Тут неподалеку одна, без пастуха, пасется корова Нагг.
Вымя у нее полней, чем полный бурдюк.
Пойди-ка поговори с Нагг, пока пастух не вернулся.
А я подберусь сзади и пососу хоть немножко теплого молока!
Заяц Лёк знал, с кем имеет дело.
Уж если Буки-гиена привяжется, от нее так легко не отделаешься.
Пришлось зайцу побежать к корове Нагг.
Всем известно, что Нагг ничему толковому не научилась ни дома, ни в школе.
Однако она все-таки понимала, что сырая от росы трава не на пользу ее брюху.
В тот ранний час корова Нагг медленно отщипывала верхушки побегов травы, которые слабые лучи утреннего солнца и ветерок уже немного подсушили.
— Здравствуй,
Нагг!— обратился к ней заяц.— Я давно уже тебя заметил, но трава была слишком сырой, и я не мог к тебе подойти.
Корова помотала головой.
Заяц думал, что она приветливо и вежливо кивает на его любезные слова.
И вдруг услышал мрачное мычание, предсмертный стон боли, от которого у него ощетинились все волоски на шкуре и уши встали торчком.
Нагг повалилась на бок, и гиена Буки стала раздирать ее тушу на части.
Зайца Лёка трудно было чем-нибудь удивить.
От Буки он ждал любой пакости.
Он посмотрел на издыхающую корову и сказал:
— Где же мы теперь найдем молоко?
— Молоко?
Ха-ха!— захохотала Буки.— Плевать мне на молоко!
Что я, сосунок?
Ты взгляни лучше: сколько в этой корове мяса, сколько костей!
Это же не просто удача, это подарок богов.
Помоги мне разделать тушу, тогда нам будет легче утащить ее отсюда.
Я знаю Малалапуло, ее пастуха, и вовсе не хочу с ним сегодня встречаться.
Если он застанет меня здесь...
Пришлось Лёку разделывать тушу Нагг, помогая своей опасной соседке, с которой, того и гляди, попадешь в беду!
А солнце наконец взошло, и саванна пробудилась после долгого крепкого сна.
Отовсюду слышались звериные и птичьи голоса.
Даже самые отъявленные сони просыпались, громко позевывали.
Надо было как можно скорее уходить подальше от этого места.
Чего доброго кто-нибудь нагрянет!
И заяц предложил Буки:
— Давай я сбегаю за хворостом для костра.
Но Буки возразила:
— Сырое мясо куда лучше на вкус!
— А я больше люблю мясо жареное, печеное и даже вареное,— ответил ей заяц.
— Ладно, будь по-твоему!
Только за хворостом пойду я сама,— решила Буки-гиена, опасаясь, что заяц всполошит и приведет к ее добыче всех обитателей джунглей.
И гиена отправилась за хворостом.
Заяц Лёк подумал, что с него хватит неприятностей, сейчас, пожалуй, самое время удрать.
Все зайчата с самого детства с молоком матери впитывают страх перед гиеной и отвращение к ней.
Они учатся никогда не упускать возможности сыграть с гиеной Буки злую шутку.
Потряс заяц головой, похлопал длинными ушами и только тогда наконец избавился от страха, который испытывал с того самого мига, когда гиена застала его в песчаной ямке.
Он отпрыгнул в сторону, посмотрел направо, посмотрел налево и, чтобы немного размяться, поскакал к баобабу, тень которого тянулась к туше глупой коровы Нагг.
Обежал заяц вокруг баобаба и вдруг замер, подняв мордочку и наморщив нос.
В стволе баобаба он заметил дупло.
Заяц быстренько перетаскал по частям в дупло мясо и кости, требуху и шкуру коровы, оставил одну лишь голову, да и ту зарыл в землю, так что снаружи торчали только рога.
А сам спрятался в дупле и скорчился там, как погребенный воин.
— Лёк!
Эй,
Лёк! — услышал он голос Буки.— Где ты, сын беды?
Что ты сделал с моей коровой?
Я вижу только нахальных мух, которые пьют ее кровь наперегонки с ненасытной жадной землей!
Буки тащила огромную вязанку хвороста и так сгибалась под этой тяжестью, что ее зад, и без того обвислый, волочился по траве.
— Мы здесь, я и твоя корова!— ответил ей глухой голос, похожий на отдаленный рокот боевого тамтама.
— Где это здесь?— спросила гиена Буки, поворачиваясь во все стороны.
— Здесь, под землей!
Когда ты ушла, ненасытная земля разверзлась и поглотила нас.
Я вишу, зацепившись за коровьи ноздри, и ничего не вижу.
Подо мною черная бездонная дыра.
Наверное, только коровьи рога нас и держат, меня и голову этой несчастной Нагг.
Голос звучал неизвестно откуда, печально и глухо, как далекие отзвуки грома.
Буки сбросила хворост и закрутилась, низко приседая.
Вдруг она заметила коровьи рога, торчащие из земли.
Ухватилась гиена за рога, дернула — и полетела вместе с коровьей головой кувырком!
— Хум-хум!— рявкнула Буки, поднимаясь.— Видно, у земли и впрямь острые зубы и ненасытное брюхо...
Лёк!
Эй,
Лёк!
Где ты теперь, сын беды?
— Зде-е-есь!..
— Где?
— Зде-е-есь!
Нйоли, страусиха, пробегала неподалеку и услышала вопли Буки и глухой, странный голос, от которого загудела ее маленькая страусиная голова.
Подбежала она, захлопала крыльями и затанцевала вокруг гиены, как борец.
— Что случилось, почтенная Буки?— спросила страусиха
Нйоли.
Рассказала ей Буки-гиена, что потеряла Длинноухого.
— Лёк, эй,
Лёк, где ты?
— Я зде-е-есь!
— Наверное, он на дереве,— сказала страусиха
Нйоли, поднимая маленькую голову.
— Нет!— ответила Буки-гиена.— Голос слышится из-под земли.
Лёк, о Лёк, где ты?
— Я зде-е-есь!
Страусиха
Нйоли обежала, приплясывая, вокруг баобаба, заметила дупло и сунула туда свою маленькую голову.
— Да вот же он, внутри дерева!— крикнула она гиене Буки.
— И корова тоже там?
— Какая корова?
Чья корова?
— Это не твое дело!
Посмотри и скажи мне:
Лёк там один или вместе с коровой?
— Подожди, я просуну голову подальше...
И
Нйоли засунула в дупло баобаба не только маленькую голову, но и почти всю свою длинную шею, голую и красную, как зад обезьяны Голо.
Заяц Лёк быстро отодрал от ствола баобаба прядь крепких волокон и сделал из него петлю.
Когда
Нйоли просунула в дупло голову, заяц накинул ей петлю на шею и затянул посильнее.
— Вуйе яйе о!
О, моя мама!— застонала
Нйоли.— Ты меня душишь,
Лёк!
Отпусти меня, умоляю...
Я сейчас снесу яйцо... и мое яйцо... разобьется!
Отпусти!
О, я так и знала... я снесла яйцо...
Ты видишь его,
Буки?
Оно не разбилось?..
— Конечно, разбилось, да еще как разбилось!— ответила гиена, доедая белок и желток и вылизывая скорлупу огромного страусиного яйца.— Но утешься, оно не пропало зазря.
Давно я не пробовала ничего вкуснее, честное слово.
Почаще бы такое случалось!
Заяц Лёк услышал слова гиены, услышал, как она жадно причмокивает.
Отпустил он страусиху и сказал гиене Буки:
— Право же,
Буки
Джур, ты еще глупее, чем я думал.
Твои собственные яйца еще крупнее и еще вкуснее яиц
Нйоли.
Но верно сказано: всегда кажется, будто кускус у соседки вкуснее!
— О чем ты говоришь?— всполошилась Буки.— Разве я тоже несу яйца?
— Ну конечно, как и все другие звери и птицы, тетушка, как и все на свете!
Как курица Ганар, как жаба
Ботт, как Джанна-змея и как рыба Джэн.
Ты тоже несешь яйца, как и все на свете.
Надеюсь, ты не станешь этого отрицать?
— Уверяю тебя, дядюшка Лёк, я об этом сама ничего не знала!
— Ну, это меня вовсе не удивляет.
Ты ведь никогда не оглядываешься назад!
Ты рыщешь, ищешь, вынюхиваешь, выискиваешь и суешь свой нос всюду, кроме того места, где он тебе больше всего пригодился бы.
Впрочем, ты, наверное, давно уже потеряла нюх!
— А ты сам когда-нибудь ел мои яйца?
— Еще бы, и сколько раз!
— И часто я их несу?
— Так же часто, как все остальные, и может быть, даже чаще,— уверил гиену заяц Лёк.
— Куда же деваются мои яйца?— забеспокоилась гиена.— Что с ними бывает потом?
— То же самое, что было с яйцом
Нйоли.
За тобой всегда следят любители яиц и подбирают их на дороге.
Тем более что яйца гиены считаются отменным лакомством.
Уж я-то в этом знаю толк!
И никто не может понять, почему ты сама предпочитаешь им падаль!
Все думают, что у тебя просто испорченный вкус...
— Неужели яйца у меня такие же вкусные, как яйцо
Нйоли?— еще раз спросила гиена Буки.
— Говорю тебе: в десять раз вкуснее!
Буки-гиена совсем уже поверила зайцу, но на всякий случай спросила
Нйоли, хотя и знала, что страусиха глупа и мало в чем разбирается:
— Скажи, ты тоже видела мои яйца?
Нйоли-страусихе не хотелось казаться глупее других.
Раз Лёк говорит, будто все знают, что Буки несет яйца, значит, так оно и есть.
И страусиха подтвердила:
— Конечно, я тоже видела.
— Какая досада, что я одна ни разу их не отведала!— закручинилась гиена Буки.
— И правда, обидно,— согласился заяц Лёк.— Но, если хочешь, можешь их попробовать хоть сейчас.
Встань на место
Нйоли и просунь голову в дупло баобаба.
Я тебе сдавлю тихонько шею, и... сама увидишь!
Таким способом ты снесешь столько яиц, сколько сама захочешь.
Но у меня условие: когда кончишь нести яйца, ты выпустишь меня из дупла.
Клянешься?
— Клянусь!— ответила гиена.
Буки просунула в дупло свой нос, уши, всю голову и толстую шею.
Но заяц, пока говорил с гиеной, уже сплел из волокон баобаба крепкую веревку и сделал большую петлю, куда больше и куда прочнее той, что он накинул на голую шею безмозглой страусихи
Нйоли.
Гиена сунула в петлю свою вонючую морду, свои острые уши и тяжелую голову.
И тогда заяц Лёк затянул петлю вокруг ее толстой шеи, заткнувшей дупло баобаба.
И потянул изо всех заячьих сил.
Буки так и не снесла яйца.
Гиенам, понятное дело, никогда не нести яиц.
