4 min read
Слушать

Труба

В Госцирке львы рычали. На Цветном

цветы склонялись к утреннему рынку.

Никто из нас не думал про Неглинку,

подземную, укрытую в бетон.

Все думали о чём-нибудь ином.

Цветная жизнь поверхностна, как шар,

как праздничный, готовый лопнуть шарик.

А там, в трубе, река вслепую шарит

и каплет мгла из вертикальных шахт…

Когда на город рушатся дожди –

вода на Трубной вышибает люки.

Когда в Кремле кончаются вожди –

в парадных двери вышибают люди.

От Самотёки, Сретенских ворот

неудержимо катится народ

лавиною вдоль чёрного бульвара.

Труба, Труба – ночной водоворот,

накрытый сверху белой шапкой пара!

Двенадцать лет до нынешнего дня

ты уходила в землю от меня.

Твои газоны зарастали бытом.

Ты стать хотела прошлым позабытым,

весёлыми трамваями звеня.

Двенадцать лет до этого числа

ты в подземельях памяти росла,

лишённая движения и звуков.

И вырвалась, и хлынула из люков,

и понесла меня, и понесла!

Нет мысли в наводненье. Только страх.

И мужество: остаться на постах,

не шкуру, а достоинство спасая.

Утопленница – истина босая –

до ужаса убога и утла…

У чёрных репродукторов с утра,

с каймою траурной у глаз бессонных

отцы стоят навытяжку в кальсонах.

Свой мягкий бархат стелет Левитан –

безликий глас незыблемых устоев,

который точно так же клеветал,

вещал приказы, объявлял героев.

Сегодня он – как лента в кумаче:

у бога много сахара в моче!

С утра был март в сосульках и слезах.

Остатки снега с мостовых слизав,

стекались в лужи слёзы пролитые.

По мостовым, не замечая луж,

стекались на места учёб и служб

со всех сторон лунатики слепые.

Торжественно всплывали к небесам

над городом огромные портреты.

Всемирный гимн, с тридцатых лет не петый,

восторгом скорби души сотрясал.

В той пешеходной, кочевой Москве

я растворяюсь, становлюсь как все,

объём теряю, становлюсь картонным.

Безликая, подобная волне,

стихия поднимается во мне,

сметая милицейские кордоны.

И я вливаюсь каплею в поток

на тротуары выплеснутой черни,

прибоем бьющий в небосвод вечерний

над городом, в котором бог подох,

над городом, где вымер автопарк,

где у пустых троллейбусов инфаркт,

где полный паралич трамвайных линий,

и где-то в центре, в самой сердцевине –

дымится эта черная дыра…

О, чувство локтя около ребра!

Вокруг тебя поборники добра

всех профсоюзов, возрастов и званий.

Там, впереди, между гранитных зданий,

как волнорезы поперёк реки –

поставленные в ряд грузовики.

Бездушен и железен этот строй.

Он знает только: «осади!» и «стой!».

Он норовит ревущую лавину

направить в русло, втиснуть в горловину.

Не дрогнув, может он перемолоть

всю плещущую, плачущую плоть…

Там, впереди, куда несёт река,

аляповатой вкладкой «Огонька»,

как риза, раззолочено и ало,

встаёт виденье траурного зала.

Там саркофаг, поставленный торчком,

с приподнятым над миром старичком:

чтоб не лежал, как рядовые трупы.

Его ещё приподнимают трубы

превыше толп рыдающих и стен.

Работают Бетховен и Шопен.

Вперёд, вперёд, свободные рабы,

достойные Ходынки и Трубы!

Там, впереди, проходы перекрыты.

Давитесь, разевайте рты, как рыбы.

Вперёд, вперёд, истории творцы!

Вам мостовых достанутся торцы,

хруст рёбер и чугунная ограда,

и топот обезумевшего стада,

и грязь, и кровь в углах бескровных губ.

Вы обойдётесь без высоких труб.

Спрессованные, сжатые с боков,

вы обойдётесь небом без богов,

безбожным небом в клочьях облаков.

Вы обойдётесь этим чёрным небом,

как прежде обходились чёрным хлебом.

До самой глубины глазного дна

постигнете, что истина черна.

Земля, среди кромешной черноты,

одна как перст, а все её цветы,

её весёлый купол голубой –

цветной мираж, рассеянный Трубой.

Весь кислород Земли сгорел дотла

в бурлящей топке этого котла…

Опомнимся! Попробуем спасти

ту девочку босую лет шести.

Дерзнём в толпе безлюдной быть людьми –

отдельными людьми, детьми любви.

Отчаемся – и побредём домой

сушить над газом брюки с бахромой,

пол-литра пить и до утра решать:

чем в безвоздушном городе дышать?

Труба, Труба! В день Страшного Суда

ты будешь мёртвых созывать сюда:

тех девочек, прозрачных, как слюда,

задавленных безумьем белоглазым,

и тех владельцев почернелых морд,

доставленных из подворотен в морг

и снова воскрешённых трубным гласом…

Дымись во мгле, подземная река,

бурли во мраке, исходя парами.

Мы забываем о тебе, пока

цветная жизнь сияет в панораме

и кислород переполняет грудь.

Ты существуешь, загнанная вглубь,

в моей крови, насыщенной железом.

Вперёд, вперёд! Обратный путь отрезан,

закрыт, как люк, который не поднять…

И это всё, что нам дано понять.

Январь – сентябрь 1965,

Ленинград – Химки

0
0
36
Give Award

Герман Плисецкий

Стихи Германа Плисецкого. Ге́рман Бори́сович Плисе́цкий (17 мая 1931, Москва — 2 декабря 1992, Москва) — русский поэт, переводчик. Автор стихов:…

Other author posts

Comments
You need to be signed in to write comments

Reading today

До головокруженья душно
Ryfma
Ryfma is a social app for writers and readers. Publish books, stories, fanfics, poems and get paid for your work. The friendly and free way for fans to support your work for the price of a coffee
© 2024 Ryfma. All rights reserved 12+