Ее хрупкие пальцы нежно обхватывают вишневую веточку, и я, забывшись, притягиваю ее к себе. Она не боится: не отводит взгляда, хотя между нашими лицами всего несколько сантиметров, и на ее мягких губах появляется дерзкая улыбка. Моя ладонь скользит по шелку платья, сердце гулко стучит в груди, а ее дыхание, полынно-мятное, с легкой сладостью, щекочет подбородок.
— Я не боюсь, — произносит она, прикладывая ладонь к моей груди. — А ты?
Я позволяю себе тонкую, едва уловимую усмешку.
— Не скрою, мое сердце сейчас трепещет, но совсем не от страха.
Хрупкие пальцы вздрагивают, и от веточки отрывается лепесток. Он кружится в воздухе и в конце концов опускается на мое запястье. Нежно, почти неуловимо, как солнечный луч, прорвавшийся сквозь густую летнюю листву, он на пару мгновений задерживается на коже, а затем его подхватывает ветер и уносит прочь. Она провожает лепесток взглядом, и я пользуюсь тем, что она отвлеклась. Таким же неуловимо нежным прикосновением я приникаю к желанным губам, а затем, спохватившись, отступаю. Руки вдруг кажутся такими пустыми и холодными, лишившись права касаться чужого тела, а сердце колет тонкой и острой иглой тоски.
— Лжец, — шепчет она, и ее улыбка становится печальной.
— У меня нет выбора, — я качаю головой и отвожу взгляд.
Она делает шаг ко мне и берет мое лицо в ладони. Веточка царапает кожу, но эта боль — ничто по сравнению с той, что терзает мое сердце.
— Выбор есть, просто ты не готов его сделать.
Возможно, она права. Так же, как и я в своем праве не совершать эту желанную ошибку. И все же…
— Просто молчи, — приказываю я, и все, что происходит дальше, никогда не позволит мне вернуться назад.
Потому что я оставляю ее. Одну, печальную и хрупкую, как сломанная вишневая веточка в любимых пальцах. Мой выбор сделан.