и если им действительно будет мало - стихов, слонов бумажных, снежинок кротких, ведь слов так мало - лучше бы одеяло, и что - то с карамелью в микроволновку. и кошек, лучше серых, и лучше рыжих, которые мокрым носом лезут в ключицы, и тысячи невыносимых книжек, в которых никого счастливого не случится. а я ведь знаю - стихов моих будет мало, хотелось бы фаталити и на Кубу. все потому что их это все достало. а где - то город - в котором другое утро. и я сижу с коротеньким алфавитом, горячей кружкой, леплю своих динозавров. а им хотелось куда то отсюда двинуть, а им хотелось моря и ресторанов. ну в общем то слова им глинтвейн не сварят, и в общем то не вывезут их на Кубу. а я ничего, совсем ничего не знаю, о том как проходит где - то другое утро. и я могу притвориться седым Назаром, и я могу назвать себя Маргаритой. но папа приказал меня Роксоланой, зеленоглазой девочкой с грозным видом
и значит я не стану худым Франциско, не стану русой Кирой, и гордой Люси. и никогда не выучусь на английском, не зазубрю хоть что - нибудь на француском.
не буду гитаристом, или хирургом, и муз.тв мне тоже уже не светит. но я пишу, пишу про другое утро, про самое прекрасное на рассвете.
выходит город, похожий на одуванчик, вот он растет и сразу же улетает. и на песке сидит синеглазый мальчик,
он никогда, по сути, не вырастает.
выходит улица, похожая на свободу
какой - нибудь умеренный теплый ветер
асфальт - как лужа, все превращает в воду, причем нелепо (это Назар заметил). выходит небо, похожее на полтинник, сейчас ты за него ничего не купишь. оно лежит в кармане у Маргариты, запревшее, и скомканное, как рюши. а Маргарите хотелось поближе к морю, и перестать смотреть на себя под лупой. и я уже, представь, сочинила все ей. но вот опять не вышло построить Кубу. а Маргарите только ее хотелось. пусть даже там сегодня была бы сырость.
она скрипит зубами. уходит в серость. я ставлю кофе. выдох. сегодня высплюсь.
