Московское царство - образ Кремля и мечети, белых лошадей, фотографий в стиле "ню" и куч навоза.
Пластиковый и глянцевый МакДональдс - деревянный и обшарпанный забор с зазубринами и занозами в ладонях.
Озеро и зеркало.
Всегда закрытая дверь и форточка нараспашку.
Эти цветущие, белоснежные земли с великорусским фундаментом нефти и газа, угля и венерической простуды.
Это поля ярких красок и ласкающего солнца.
Реки и моря.
Тайга и заповедная зона.
В этих просторах, второе, что еще привлекает наше внимание, так это достопочтеннейший образ, абрис оглушающий пустыню, владеющий миром - президент.
Это воздух пронизанный солью, песком, бумагой и речной галькой.
Я!
Я! Я! Я!
Я, Владеющий миром!
Я родился в 74ом, где-то недалеко от Ростова, посреди Невского, на Васильевском.
Пели птицы, глазели и стучали поезда. Первые слова, которые я произнес были: "Гу, Га!"
В хаосе товаров перестроечной эпохи мне доставляли детскую радость: вареные джинсы и однокассетный магнитофон"Русь". Подростком, я кичился тем, что наизусть знал несколько считалок, да пару тройку анекдотов на английском, немецком и чеченском языках.
По ночам в пропахшем клеем тумане мой силуэт возникал в проеме дверей местного клуба и так и стоял там до конца дискотеки.
Я был загадочен.
Вспыльчив и спокоен одновременно.
Я не обходил вниманием театральных зрелищ...
Мне нравилось смотреть...
Президентство, как медаль без оборотной стороны, тропа, ведущая в никуда... последние слова - выстрел шрапнели в небо.
Это флаги реющие над кронами деревьев, а выше флагов, выше их только звезды.
С хитрым прищуром гэбэшника, я сначала отдал должное предпочтение сантехническим вопросам политики.
Затем, сделав выпад "а-ля Басков", стукнул по плечу бывших соратников по мёд.технике, выдал им два мешка сахара и один мешок муки, оказав, тем самым, неоценимую услугу государству - я провел стремительную политику страха и средневекового суеверия в отдельно взятой части суши.
Улыбаясь "папе" и говоря грозное "нет" "Großmutter" , я неожиданно для самого себе так ясно осознал траекторию социальных ролей, что теперь представал пред послушными мне - грустным.
Грустным и одиноким.
Пришлось развестись и придумать дочерей.
Шаркнул в Мюнхене, сплюнул в Дагестане, сбросил весь "Мир" в пучину моря-океана, и мило улыбаясь эстонским ветеранам - понизил цены на чугун, повысил цены на нефть, долго кусал локти и себе и ипэбэюлам.
В "Комсомольской правде", пропахшей копченной рыбой и машинным маслом, в июне 2005го года, было написано:
"Кто такой он?
Негодяй, предатель или провокатор?
Или, может быть, найдется теоретик, который скажет, что это не так, что он, на самом деле, далеко смотрящий политик?"
Я вспоминаю это и улыбаюсь.
Каждый день я отправляю бесконечные телеграммы в Берлин, Пекин и Цюрих.
Я звоню в Лондон и играю в крикет в Мадриде.
Иногда я плачу, иногда смеюсь и учу латынь.
Иногда я думаю, что если бы Родина, народ, Она - страна дала бы мне еще один раз!
Еще, хотя бы, еще один!
Если бы...
Хотя бы еще раз...
То, на инаугурационной речи, я сразу же сложил бы с себя все свои полномочия.
Сложил бы ни о чем не сожалея.
Сложил бы с себя всё!
Сложил бы всё в одну аккуратную стопку: носки, власть, галстук, открытки со смешным и таким родным Дедом Морозом.
Сложил бы, в окружении всех этих дурнопахнущих людей, этих бесчисленных штор, ярких хрустальных люстр и микрофонов, улыбаясь, как Безруков, при жарком свете софитов, прожекторов и жаждущих неизбежного глаз, гордо и красиво сказав:
"ВСЕ, РЕБЯТА! БАСТА!!!"
