Мы сначала считали дни. А потом недели.
Мы прилежно плодили зарубки на лунном цикле.
Нам на новую жизнь чуть-чуть не хватало денег,
а потом не хватало совсем - но потом привыкли.
Мы цеплялись безумно за каждый пикник и праздник,
не умея откладывать глупости в долгий ящик,
но лампады случайных звёзд потихоньку гасли,
оставляя пространство для вечных и настоящих.
И небрежный такой расклад оказался прочен,
мы сидели в окопах, свои ковыряя души,
нас касалась порой весна деликатно очень -
и бежала кудрявить лес и плодить зверушек.
Мы учились питаться из общей семейной миски,
и законный пирог оказался вполне съедобным.
Мы постигли, как можно жить без далёких близких,
в однородной такой среде из себе подобных.
Мы так много печалились все, что уже неловко:
мир, похоже, устал и сердито руками машет,
но надежда ещё дрожит бельевой верёвкой,
на которую мы понавешали грусти наши.
Не дай Бог дотянуть до минут, где она порвётся,
и загнать свои чувства навеки туда, под кожу,
чтоб на волю смотреть, как лягушки со дна колодца,
и пугаться, что это всё завершиться может,
вспоминать о былых друзьях как о низшей форме,
размышлять о себе как о главной своей удаче,
и дремать, и слова повторять про «неплохо кормят» -
это, в общем-то… как-то… да…
А давай иначе?
