Обернись на вершине кургана: пальба и дым.
Оборона Малахова. Стоны и крики — рядом.
Долгий свист. Под обстрелом на склоны несут воды,
и залиты, шипят, не посеяв погибель, ядра.
Окружая, затягивает огромное полотно,
и детален предметный план, будто битва — в яви.
Просто помнить о той обороне, матрос, одно,
а вторую держать самому. Ты теперь не вправе
допустить, чтобы память о предках взялась огнём.
Отбомбили прицельно, и чёрной открытой раной
между рёбер каркаса зияет осевшая Панорама,
и горит её холст! Севастополь горит на нём.
Дед сказал бы тогда, что не в брёвнах, а в рёбрах храм.
Белоснежный шатёр и стал нам что купол храма
в честь защитников города. Стоек был дед и храбр.
До июня зенитки хранили нетронутой Панораму,
а сейчас вслед за дедом настанет и твой черёд.
Выноси на себе, как выносят живых и мёртвых
с поля боя. И сквозь тельняшку масло течёт,
закипая, пузырясь. И холст прилипает к рёбрам,
и батальная живопись входит и в плоть, и в кровь.
Ты на лидер "Ташкент" доставишь её на коже,
паруса кораблей и бинтующий раненых Пирогов —
ближе к сердцу принять историю невозможно.
Обернувши вокруг себя, ты две трети картины спас.
Бюсты в нишах фасада бессильное гложет пламя.
Через долгих два года знамя в победный час
водрузят на верхушке купола Панорамы.
...Пусть и памятники адмиралам снесли в пылу
революции — но вернут на былое место.
Полотно вспоминали на фронте или в тылу:
сохранив его, ты и признал полноту наследства,
потому что неважно, с какой ты войны, герой
оборон Севастополя, первой или второй.
Он в руинах, но снова воспрянет, в лесах и в кранах,
и откроют к столетию битвы осенней порой
холст, бессмертный как подвиг, в здании Панорамы.
