Глава I
В дальнем уделе, что за Сапун-горой, жил был царь,
Чтил праотцов, правил неспешно, как встарь.
Лесом, пушниной, грибами с соседями торговал,
С ними не сильно дружил, но и не воевал.
На Чудь-реке прииски имел золотые,
Только золото мыли там люди худые.
Сквозь пальцы царёвы текло золотишко,
В казну, да в мошну попадая не слишком.
Бояре и воеводы глаз с царя не спускали,
Не шибко до дел и народу его допускали.
И хороши же в том царстве стояли погоды.
Снег, пурга, мороз-корочун — три четверть года,
Осень-весною — комар, распутицы бурый кисель,
Лето промчится стрелой; как, — не видали совсем.
Жил царь в высоких кедровых хоромах.
Были они неказисты, но крепки, честное слово.
При нём: Марья-царица, кошки, прислуга, Иванушка сын,
Как не старались родители, ниспослан был только один.
Рос Иванушка скромен, да тих; что ни спросишь — молчок.
Сам себе на уме, но вроде б не дурачок.
По утру убежит из хором — ищи ветра в поле.
Ни мамок, ни нянек — резвится птичкой на воле.
В учении спор оказался, верхушки хватал легко,
Но всего понемногу, не заныривал глубоко.
Став повзрослей, нашёл для себя пристрастия:
Балалайку-звонницу, да интерес по лечебной части.
***
Заржанели усы над губой; заприметила Марья-царица,
— Стали сыний взор волновать и тревожить девицы.
Рассказала царю, тот в пляс. — Пришло, голосит, время!
В, мной одобренной, деве, взрастить царево семя.
Полночи проведя в мольбе, призывает он сына к себе
— Здравствуй, Иванушка! Как поживаешь?
Как успехи в учениях? Сладко ли почиваешь?
— Здравствуй, батюшка! Жив-здоров. В музыкальном деле продвинулся дюже.
Балалаю лады, песни пою; так что в трубочку — уши.
По науке лечения тоже имею успехи,
Но не бог весть какие, — это же мне не к спеху.
Молчит царь; ус жуёт, да бороду кольцами крутит.
Молчит и Иван, лишним словом не баламутит.
—...Аа...как спишь? Бывают ли сновидения?
Не приходят ли, ваногно-энтого рода, какие видения?
—…Честно? …в последнее время приходят.
Девицы нагие, в снах моих, ходят и ходят.
Грушами бёдра, пятнами смутными лица,
Груди морковками, репками ягодицы.
«Мне б туда… тьфу, ты, господи!» — Вот что скажет отец.
Ясно, как божий день, — время, сынок, под венец.
Всполошен вестью Иван, струхнувши даже чутка:
— Может...ну, его в баню? не лезть на рожон пока?
Мне бы похороводиться всласть, песен попеть, погулять.
— Что-оо?! Царь я, али лепёшка коровья?! Повиноваться! Молчать!
***
Во все веси, с указом, стрелами, мчатся гонцы,
— Снаряжают дочек матушки и отцы,
На царёвы, в хоромах, смотрины.
Из условий, — одно, — должны быть невинны.
Прибывающих всех, честь по чести, встречают,
По стелёным шкурам медвежьим в зал провожают.
Тама — трон-богатырь, столы, накрыты богато;
Слепит злато-сребро; хошь, стой, а хошь — падай.
К соснам — солнца глава, занимается вечер,
Полон трапезный зал, зажигаются свечи.
Колокол бьёт — дубовые двери раскрылись,
Пред семьёю царёвой гостьи в поклоне склонились.
Дланью делает царь — Буде…буде, садитесь,
Без церемоний, чем бог послал, — угоститесь.
Сдвинуты кубки, восславлен владыка в здравницах,
Зрит исподлобья царевич на девичьи лица.
Вставши, царь — вдоль рядов, тянет с собою Ивана,
Ваня, пунцов, аки мак, шатается, будто что пьяный.
Выгибы станов и шей, глаза; всё кружится шибко,
Жемчуг зубов обнажая, сияют, порхая, улыбки.
Вздрогнув, вдруг, к чернобровой смуглянке подходит,
Руку ей подаёт, в придел, объясниться, уводит.
Девы вздыхают, — всё ясно — понуро молчат,
Прибран к рукам, ни с чем возвращаться назад.
***
Дверь, затворяясь тихонько, скрипнула тонко.
— Как тебя звать-величать? — Звать меня Донка.
— Люба ты мне, будешь моею женою?
— Чует сердечко, — свяжешь себя с иною. —
Серчает Иван — Эвона как?! что значит — чую!?
Говорю ж тебе, как на духу, что люблю я!
— Думаешь, слово молвил, и я уж твоя невеста?
— Да, не ломайся! Царев я сын, или пустое место?!
Дева-краса подплывает к нему, лебедь словно.
— Не кипятись, вижу, — ты добрый и скромный.
Мама моя, цыганка, мне тайны открыла,
Судьбы людские читать по руке научила.
Дай мне ладонь… да, дай же, дурашка, не бойся.
Ежель начертано, — будет то, не беспокойся.
— Дивно царевичу. Однако же, ей не перечит,
Руку даёт, взгляды на девицу мечет.
— Ви-ижу...вижу всю жизнь твою ясно,
Нет меня в ней, вижу это прекрасно.
— Что ещё видишь?! Ну, же, скажи, не томи!
— Чередом, светлые, чередом, тёмные дни.
Суженой в царском уделе тебе не найти,
По белу свету, в поиск, прийдётся пойти.
— Встречу?! — Конечно. — А дальше?! Ну!! всё хочу знать!
— Дальше не можно — богини Фортуны печать.
***
Смолкли — деву Иван за руку выводит.
Шепчет царь Марье: «Иш, дело сладилось вроде».
— Только даревич Данку проводит за стол,
К трону подходит, русый вихор клонит в пол.
— Маетно что-то, хочу почивать удалиться,
Гостьям желаю вкушать, танцевать, веселиться.
— Царь, изумлённый дерзостью сыний такой,
В столб обратился; ни охнуть, ни двинуть рукой.
Вышел Иван; царь, отмерев, за ним — Пришибу, ей же ей!
Марья — цап за рукав — Акстись, утро стократ мудреней.
Вторых петухов опосля, чинит царь сыну разнос
— Как смел уйти?! Сопля! Молокосос!
Что не по нраву?! Чем не слюбилась смуглянка?!
— Я не открою всего. Не невеста мне Данка.
— Ну, хорошо, не сошёлся на ей, клином, свет, —
Юных бутонов развесистый собран букет.
— Нет моего в том соцветии, что же тут скажешь.
Как ни старайся, а сердцу-то, ведь, не прикажешь.
Ради того, что бы свет моей жизни найти,
По белу свету дозволь мне походом пойти.
— Больно шустёр....такое, видишь ли, дело,
Только покинешь границы родного удела,
Не защитники боле, ни я, ни вся моя рать.
Сам за себя готов ли ты постоять?
— Думал об этом. К, отъезда скорого, сроку,
Ратного дела возьму, сколь успею, уроков.
— Блажь. Ерунда. Куда б ты так раньше спешил?
— Время пришло, отец. Полно. Я так решил.
Царь в изумлении: «Вырос! — когда!? — вот те раз!
Мужа — слова; целит не в бровь, — прямо в глаз».
— …Быть по сему. Ежли решил, — что же,
В путь снаряжу, — там, помогай тебе боже!...
***
Ведёт блоха на ниточке быка, гляди-гляди!
Это только присказка, сказка впереди.
