Серафима Ананасова

небо расчерчено тонкими проводами
дождь становится частью этого пейзажа
раньше со мною повсюду была орда
как я была уверена и горда

внутренний туризм в моём случае
это ходить по своим руинам
коридорам коротким и длинным
по полям васильковым и минным

Как я поняла, что всё-таки любовь?
Самолёт даже на вид не внушал доверия. Махонький, как будто игрушечный. С трапом в три ступеньки, весь какой-то облезлый и измученный. Если бы он мог говорить, прогудел бы: «Пожалуйста, не лезьте в меня, я т...

капля падает на раскалённую сковороду
это твоё «я приду»
это высохшая земля во мне, это сор
это я так и не уснув наблюдаю сон

что на первое что на второе
у меня усталость с дороги
вижу всё, но нельзя потрогать
мои боги строги, а твои боги — строги?

как кончится капель, так истечёт твой срок
скитаний в темноте и рабства
и гроб, что был сколочен впрок
пора разбить

Я живу с твоим фантомом.
Просыпаюсь с ним. Завтракаю с ним. Пью растворимый кофе и выкуриваю первую сигарету. Одеваюсь и выхожу на улицу. Еду в такси, оплачиваю покупки, механически пролистываю фотографии знакомых в соцсетях.
Всё с ним. ...

говорят «и зачем тебе этот дворовый пёс,
это чучело, этот молокосос,
в странном тряпье, с саксофоном наперевес,
думали ищешь больших чудес,

снился лес, срубленный целиком, под корень,
дерево не даст отпор топору;
как темно и тихо в этом тупом покое,
я кувалдой разнесу твоё лобовое

праздник жизни в разгаре
мишура свисает с пьяных у**ков
каждой твари по паре
а мне коктейль на баре

не просить тебя, как подаяние —
лучше выменять, благо имею что в то;рг пустить;
я давно не доверяю словам и памяти,
похороните меня под гордостью

целовалась с северными богами на шкурах оленей,
а потом они меня провожали в остывший кратер
помню: ты гладил мои колени
приговаривая что бесконечно рад мне,