Георгий Адамович

Сияла ночь
Не будем вспоминать
Звезды, любви, — всего, что прежде было
Пылали дымные костры, и гладь

Нам Tristia — давно родное слово
Начну ж, как тот: я родился в Москве
Чуть брезжил день последнего, Второго,
В апрельской предрассветной синеве

Он говорил: «Я не люблю природы,
Я научу вас не любить ее
И лес, и море, и отроги скал
Однообразны и унылы

Из голубого океана,
Которого на свете нет,
Из — за глубокого тумана
Обманчиво — глубокий свет

«Понять — простить»
Есть недоступность чуда,
Есть мука, есть сомнение в ответ
Ночь, шёпот, факел, поцелуй… Иуда

Гдe ты теперь
За утёсами плещет море,
По заливам льдины плывут,
И проходят суда с трёхцветным широким флагом

1Ночь… в первый раз сказал же кто-то — ночь
Ночь, камень, снег… как первобытный гений
Тебе, последыш, это уж невмочь
Ты раб картинности и украшений

Милый, дальний друг, простите,
Если я вам изменил
Что мне вам сказать
Поймите,

Мы всё томимся и скучаем,
Мы равнодушно повторяем,
Что есть иной и лучший край
Но если здесь такие встречи,

Ни музыки, ни мысли… ничего
Тебе давно чистописанья мало,
Тебе давно игрой унылой стало,
Что для других — и путь, и торжество

В столовой бьют часы
И пахнет камфорой,
И к утру у висков ещё яснее зелень
Как странно вспоминать, что прошлою весной

Холодно
Низкие кручи
Полуокутал туман
Тянутся белые тучи