Пять восьмистиший

1Ночь… в первый раз сказал же кто-то — ночь!

Ночь, камень, снег… как первобытный гений.

Тебе, последыш, это уж невмочь.

Ты раб картинности и украшений.Найти слова, которых в мире нет,

Быть безразличным к образу и краске,

Чтоб вспыхнул белый, безначальный свет,

А не фонарик на грошовом масле.2Нет, в юности не все ты разгадал.

Шла за главой глава, за фразой фраза,

И книгу жизни ты перелистал,

Чуть — чуть дивясь бессмыслице рассказа.Благословенны ж будьте вечера,

Когда с последними строками чтенья

Все, все твердит — «пора, мой друг, пора»,

Но втайне обещает продолженье.3Окно, рассвет… едва видны, как тени,

Два стула, книги, полка на стене.

Проснулся ль я? Иль неземной сирени

Мне свежесть чудится еще во сне? Иль это сквозь могильную разлуку,

Сквозь тускло — дымчатые облака

Мне тень протягивает руку

И улыбается издалека? 4Что за жизнь? никчемные затеи,

Скука споров, скука вечеров.

Только по ночам, и все яснее,

Тихий, вкрадчивый, блаженный зов.Не ищи другого новоселья.

Там найдешь ты истину и дом,

Где пустует, где тоскует келья

О забывчивом жильце своем.5«Понять — простить». Есть недоступность чуда,

Есть мука, есть сомнение в ответ.

Ночь, шепот, факел, поцелуй… Иуда.

Нет имени темней. Прощенья нет.Но, может быть, в тоске о человеке,

В смятеньи, в спешке все договорить

Он миру завещал в ту ночь навеки

Последний свой закон: «понять — простить».