Жила-была девочка по имени Маруся.
С виду, вроде бы, — обычная, ничем особенным не приметная, тихая.
Но — улыбалась она всем ласково.
И взгляд у неё был добрый и тёплый — потому, что проявлялся в нём свет сердца любящего.
И была она добра и приветлива — не только к людям, что рядом жили, но ко всем существам: и к травкам, и к цветкам, и к пташкам, и к зверюшкам, и к букашкам даже.
Многие за доброту её — над ней посмеивались: и цветочек ей зря не сорви, и жучка не раздави, и на муравья не наступи…
… Раз с ней такая история случилась.
Гуляли девочки, вышли к лугу, а там — красота, приволье, цветочки благоухают, бабочки и пчёлки летают!
И решили девочки на ромашках погадать: кого из них какой мальчик любит?
И — давай ромашки срывать, лепесточки с них обрывать:
Петя меня: любит — не любит, любит — не любит…»,
Ваня меня: любит — не любит, любит — не любит…».
А Маруся их отговаривает:
— Посмотрите: каждый цветочек — он ведь всё вокруг себя любит, всем свою красоту дарит!
Чем губить их ради забавы, учитесь лучше сами любить — как они, эти цветочки!
Да и разве же полюбит вас кто, если вы цветочки так обижаете?
Вот, эти ромашечки: они — как солнышки, дарящие нам свою нежность!
Вы на них посмотрúте: они ручки-лепесточки во все стороны раскрыли и говорят всем каждая: «я вас — люблю!»
Или вот — колокольчики!
Слышите, как они поют свою песенку?
Динь-динь, улети в неба синь!
Динь-динь, зло в себе отринь!
Доброй будь: в этом — суть!
Динь-день, пусть будет радостным день!
Нужно только уметь слушать тишину — и тогда песенка и колокольчика, и любого другого цветка в этой тишине будет слышна!
— Ну и выдумщица ты,
Маруся! — стали смеяться девочки.
И с тех пор так и прозвали Марусю:
Ромашка.
Но Маруся не обижалась.
И на это новое имя отзывалась.
* * *
Шло время,
Маруся подросла.
Но по-прежнему иногда подшучивали люди над её чистотой и добротой:
— Ты уже — дéвица на выданье, замуж тебе скоро будет пора!
А ты — словно маленькая себя ведёшь: о пустяках всё заботишься!
А Маруся, хоть и смущалась порой, но мудро подчас отвечала.
Бывало, тáк скажет, что всем весело становится!
А бывало — и тáк, что люди призадумаются: «зачем мы живём?», «как различить: что есть хорошо, и что — плохо?»…
* * *
В те времена бывали в тех краях праздники-гулянья.
Собирались молодые из соседних селений — и веселились: состязания устраивали всякие, плели венки из цветов и на головы их надевали.
На таких праздниках часто девушки и парни своих суженых встречали.
Однажды на таком празднике юноши и девушки хотели начать цветы рвать — чтоб венки делать.
Но Маруся вдруг предложила:
— Давайте лучше сами цветками станем!
Вот меня — Ромашкой прозвали.
И вы выбирайте цветочные имена:
Вася — Василёк!
Рита — Маргаритка!
Коля — Колокольчик!
И пошло тут веселье с выдумыванием имён!
… Был среди ребят парень один, который многим девушкам нравился.
Во всём он первый был: и смелый, и ловкий, и умелый, и сильный и красивый.
Звали его Егором.
И Марусе тоже нравился именно он.
Спрашивает Егор Марусю:
— А меня ты как назовёшь?
На какой цветок я похож, по-твоему?
— Мне кажется, ты похож на цветок эдельвейс.
Он растёт высоко-высоко в горах и похож на серебристую звёздочку.
Там, выше облаков, на неприступных скалах, вдруг по весне распускаются такие «звёздочки».
Словно они — гости, которые захотели пожить на Земле и присмотрели себе гору, с которой им хорошо видны другие звёздочки на небе… Говорят, что этот цветок нравится всем влюблённым.
Но, может быть, я и ошиблась… Влюблённые ведь тоже ошибаются, — сказала так Маруся, глядя Егору в глаза, а потом ресницы опустила и зарумянилась…
* * *
После праздника многие так и расходились парами.
Маруся с Егором тоже шли, взявшись за руки.
Егор спросил:
— Чего ты больше всего в жизни сейчас хочешь,
Ромашка?
О чём мечтаешь?
… Честно говоря,
Егор ждал, что Маруся его о поцелуе попросит… Он сам уже целовался с другими девушками…
Но Маруся ответила:
— Я хочу стать волшебницей!
У меня уже и теперь получается немного делать чудеса.
Только люди их не всегда замечают.
Ещё я хочу научиться помогать людям становиться добрее.
Вот ты как думаешь, чтό Бог от людей ждёт, чегό хочет от каждого человека?
— Наверное,
Бог хочет, чтобы люди лучше становились: умнее, добрее, сильнее… А ты как думаешь? — слегка опешил Егор, не ожидавший такого поворота разговора.
— Я думаю, что Бог, как Создатель, то есть, наш общий Высший Родитель, хочет, чтобы Его дети — на Него становились похожи, ну хоть понемногу, по чуть-чуть…
А Бог — Он ведь какой?
Он — большой, даже огромный, мудрый, добрый, всесильный и всемогущий.
И справедливый ещё…
Ой, смотри: лебеди!
Лебеди летят!
Двое: он и она…
Ты бы хотел вот так же со своей подругой над землёй лететь?
— Ну… ты скажешь… Волшебница-чудачка и выдумщица ты!
— А люди в них стреляют… Ты бы стал в лебедей стрелять на охоте?
— Нет, не стал бы!
Мне на лебедей в небе любо смотреть, песни их слышать…
— Это хорошо… — Маруся говорит. — Я и любить бы так же хотела, как лебедь с лебёдушкой: чтобы вместе быть на жизнь целую…
— А как же ты тогда на свадебном пиру лебедя жареного есть станешь? — подшутил Егор.
— Не стану, ни за что! — серьёзно ответила Маруся.
— А цыплёнка?
— И цыпленка не стану!
Я никогда не ем ни птичек, ни зверюшек убитых, ни рыбок пойманных!
— Значит, правду про тебя рассказывают… А я думал: сочиняют… А что же есть-то тогда?
— Грибы да ягоды, овощи огородные, каши крупяные, хлеб, зелень всякая — чем же это не еда?
— Но ведь тебе же каждый росточек-цветочек жалко!
— Жалко — если напрасно сорвать.
Но, когда колосья созрели, — то они ведь сами отдают свои зёрна и земле, чтобы новые всходы были, и людям, которые те колосья взрастили.
— Чуднό ты рассуждаешь,
Ромашка!
Да как же ты живёшь — такая?
В птицу не стреляй, на муравья не наступи, цветы зря не рви…
— Так вот и живу, — опустила ресницы Маруся…
— Кто же тебя, чудачку такую, в жёны возьмёт?
— Ты…
— Вот придумала!
Да за меня любая девушка выйти замуж рада-радёхонька будет!
Я любую могу выбрать!
— А я — не любого.
Я тебя одного уже выбрала…
* * *
Потом снова стали парни и девушки скликать друг друга на забаву новую праздничную, на веселье…
Придумали в этот раз выбрать парня, который всех сильней, и девушку, что всех краше.
Вначале парни стали бороться: кто проиграл — выбывает, а победители между собой дальше соперничают.
Вначале в шутку вроде состязание было.
Потом всё злее борьба пошла.
Егор — всех победил!
Его самым сильным признали!
… Стали затем среди девушек самую красивую выбирать.
Егор, разгорячённый борьбой и гордый победой, стал искать глазами Марусю.
Но видит: в сторону отошла она, не стала пляски плясать, за звание самой красивой соревноваться…
… Обернулся он на веселье, куда его юноши звали — красавиц выбирать, рукой парням махнул — и пошёл Ромашку догонять…
— Ты что убегаешь?
Боишься, что тебя самой красивой не выберут?
— Нет, я и так знаю, что не выберут.
Но ведь и многих других не выберут тоже.
Выберут — только одну.
А ведь в каждой девушке есть та её особенная красота, за которую именно её — парень полюбить может…
Я бы другое состязание устроила: кто — добрей?
— Вот уж тут ты бы точно верх над всеми взяла!
— Впрочем, нет, я не права: такое состязание не получится.
В нём ведь не может быть победителя: никто не сможет выбрать то деяние доброты, которое — лучшее.
Ведь очень много разных ситуаций бывает, когда нужна доброта!
Иногда просто улыбка или лишь слово доброе — от большой беды человека спасти могут, надежду, например, вернув…
А иногда — и великий подвиг военный не одно только доброе в себе несёт.
Вот ты: на соревнованиях ваших ты стал первым и самым сильным из парней.
Но у Васи — глаз опух.
И Роман хромает: так ногу зашиб.
А Фёдор — злобу затаил, что не победил…
Так хороша ли такая игра?
— Тебя если бы послушались — так все бы, как трусливые овечки стали…
— Не скажи… Добро — и смелым, и сильным может быть.
Но вот только смелые да сильные — не часто добры бывают…
* * *
А тем временем среди девушек самой красивой Анфису выбрали, царицей красавиц назвали.
И повелела Анфиса:
— Теперь того, кто самый смелый, — выбирать будем!
Пойдём все на берег реки, на обрыв!
Кто в реку прыгнет с обрыва — того поцелую!
… Река, что в тех местах протекала, была сурового нрава, широкая.
А там, где прыгать Анфиса предложила, — поворот русла крутой, течение сильное, водоворот опасный… Обрыв же в том месте — высокий, подмытый рекой, и край его под ногами в любой момент обвалиться может…
А девушки другие Анфисе вторят: и мы поцелуем, тех, кто смелые, тех, кто прыгнуть не забоятся!
Тут Маруся не выдержала:
— Что же тут умного — так храбриться!
Не подходите близко к обрыву!
Омут внизу с водоворотом, течение бурное!
Вода студёная!
Зачем глупый спор затеяли?!
А ей в ответ и парни, и девушки — наперебой загалдели:
— Уйди, трусиха!
Не ты, а царица красавиц — нам состязание назначила!
Спор сей — для смелых парней!
… Отошла Маруся от спорщиков, на Егора смотрит, ждёт, что он поддержит её: ведь его-то трусом никто не назовёт…
Но промолчал Егор…
… А за старшими ребятами и малый один мальчик увязался.
Подошёл к самому краю обрыва — посмотреть с кручи: куда это прыгать страшно?…
Обсыпался край обрыва — и мальчик в реку с высоты упал.
В ту же секунду Маруся за ним прыгнула.
Егор прыгнул следом…
… Вытащили Маруся и Егор перепуганного мальчика на берег, отвели скорее домой.
* * *
После того случая Егор заметил в себе новое, неведомое ему прежде ощущение: он понял, как важна ему
Ромашка, как тревожится он теперь, чтоб не случилось с ней беды, как хочет быть её другом и защитником… Понял он, что нет для него теперь никого дороже этой доброй и отважной девушки.
