1
Ой, неужели гром прочищает горло,
Чтобы спросить меня, молниями сверкая:
Ой, почему так много в тебе перемёрло,
Будто ты не человек, а страна какая?
Ой, для чего мне задан вопрос на засыпку?
Я и сама не знаю своих владений.
Ветер Китая сносит мою улыбку,
Ветер персидский хлещет по лбу сиренью.
И до того тяжела облаков мокрая вата,
Что я мечтаю разжиться на зиму шкуркой куньей.
Я оттого, что обкрадена, — воровата,
Я оттого, что оболгана, стала лгуньей.
Ой, перемёрло во мне несколько поколений
Добрых порывов, будто бы молодцев добрых…
Ой, моё небо в громах, в молниях, в пене,
Не задавай мне своих вопросов подробных.
2
Ой, до чего же день от тумана матов!
Очи и ноздри щекочет мне одуванчик.
Вот я и плачу, в травы лицо упрятав,
Чтобы никто моих не засек заплачек.
Ой, красота одуванчиков вдоль канавок,
Засти мне чёрный свет, а белый не засти,
Чтоб моя песня не потеряла навык
Славить как редкого гостя земное счастье.
Ой, моя песня, высмотри, вынюхай, вызнай
Между развалин и театральных складок,
Что ничего не случится с моей отчизной, —
Ибо искусство цветет там, где упадок.
Ой, как цветёт искусство, ища подачек
У пахана в законе и управленца!
В землю уткнулись слёзы моих заплачек, —
Им одуванчик — солнце и полотенце.
3
Ой, и куда это пух полетел с одуванчика,
Да неужели туда, где могилка голенька,
Где стала каменным пухом земля для мальчика, —
Он не успел дорасти до солдата и даже до школьника.
Ой, мой сыночек, до смерти в яслях простуженный,
Помнит ли он в раю мечтанья младенчества
Маменьке стать опорой, рыцарем — суженой
Да и защитой верною для отечества.
Ой, неужели до войн додумаемся компьютерных,
Если до бомбы додумались точности точечной?
Что мне еще ожидать от мозгов запудренных
Сгустками красной травы из земли развороченной?
Ой, мы не знаем уже, в лицо ли, в затылок ли
Дышит война. А пух летит не куда-нибудь —
К морю чужому уже, где глаза мои вымокли
От материнских напутствий в землю и на небо.
4
Ой, неужели я плачу круглыми сутками
По прошлогоднему снегу слепыми текстами
Здесь, где стоят одуванчики с незабудками
Возле кюветов, как женихи с невестами.
Скоро мужи поседеют, а жёны скукожатся.
Всякое прошлое будущего уверенней.
Ой, как натянута времени тонкая кожица:
Лучник пронзит — и весь воздух выйдет из времени.
Но для чего мне сдались троянские лучники?
Нет, не по ним, как дожди, мои слезы заладили!
Ой, ну кому на Руси целовать мне рученьки,
Чтобы в меня не целились, а погладили?
Да и кому на Руси броситься в ноженьки,
Чтоб берегли свои да и наши косточки
И расщепляли атомы осторожненько,
Как на лучины встарь расщепляли досточки.
5
Ой, отчего лягушка грустно заквакала,
Разве ей мало слёз моих, чтобы плавати?
Я еще третьего дня горько заплакала,
Ибо не стало чертей в омуте-заводи.
Лучше бы оставались в тихом во омуте,
Нет, повылазали, ходят вокруг да около —
Окна разбиты в сёлах, витрины — в городе.
Пыль поднялась и гарь, да и грязь зачмокала.
Ходят они меж нами и не стесняются,
Ходят кривыми да и прямыми дорожками,
А иногда и в наши тела вселяются
И притворяются встаньками да матрешками.
Ой, до чего вездесущи черти из омута!
Эти не снились и Федору Достоевскому.
Тихая заводь, точно подушка, вспорота, —
Ой, ни лягушке, ни мне спрашивать не с кого!
В нашем посёлке гуляет голь алкогольная, —
Жизненной школы проваленные заочники.
Мутной слезою плачет и лампа настольная, —
Ой, неужель засорились и света источники?
6
Будет мне плакать, будто занятий прочих
Нет у меня и нету иных умений.
Ой, помоги мне из слёз выбраться, Отче,
Чтобы увидеть Светлое Воскресенье.
В горестях жизни своей и чужой утопла,
Слёзная соль соли морской поедче.
Пусть мои очи высохнут, яко вобла,
Да и пускай отсохнут органы речи!
По морю только Ты идёшь, как по тверди,
А человек и по суше идёт, как по водам…
Ой, помоги мне не думать о жизни и смерти,
Пусть и в России идёт всё своим ходом.
Я для здоровых — тать, для хворых — хожалка.
Ой, украду платок носовой у богатой сватьи.
Ой, до чего ж себя мне сегодня жалко,
Я на помин заплачек пеку оладьи.
7
Ой, далеко до меня иве плакучей!
Слёзы мои, как небесные хляби, разверсты, —
И вертикальней дождей и морей зыбучей,
Ниже болота и выше сдобного теста,
Неисчислимей песков и приморской гальки
Да и покрепче осколков слонового бивня.
Плачу я в рукава, в подолы и в сандальки
И не могу отказаться от этого ливня, —
Да освежит он память о старых ранах,
Что мы наносим сами себе веками,
Да растолкает серу в ушных мембранах
И растолкует, что душу не мерят вершками.
Ой, до чего же жалко сердце державы,
Что от Японии самой и до Суоми
Кровь по сосудам толкало. Ой, от отравы —
От беловежских чернил память — как в коме.
8
Выплачу очи и речи лишусь от плача.
Ой, мне на свете жить почти невозможно, —
Ни от кого и ничего не пряча,
Я открываюсь перед людьми оплошно.
Так что кому не лень, тот меня клюнет
В самое темя, а в лучшем случае — в спину.
Так что кому не лень, тот в меня плюнет,
И от растерянности ширше я рот разину.
Ой, для чего из глаз выношу я слёзы,
Будто бы сор из избы, давно не метённой,
Или из ящика сумеречные прогнозы
Метеоролог с мимикою смущённой.
Ой, я не пальцем делана да и не лыком шита, —
Просто глупа, но это уже — от неба.
Голос мой колосится, как в поле жито,
Жалкие слёзы мои — дрожжи для хлеба.
9
Воплем мой плач сегодня разрежен,
Время растянуто, яко пружина.
Издали вижу: мой муж, мой Игорь, повержен,
Ой, без него возвращается с сечи дружина!
Рядом была бы, рану б его зашила,
Дырку в груди залатала б собственной кожей,
Сердце б свое князю пересадила,
Кровь моя той же группы, да и моложе.
Это вчера или вечность тому стряслося?
Ой, я века или сутки стою на башне?
Время спружинилось в солнечные колеса, —
Спицы идут на дно поминальной брашны.
Ой, я не вижу его могилы с зубчатой кровли,
Ой, может, вся вселенная стала пухом?
Плачут над кровлей звезды княжеской кровью,
По небу месяц плывет. Ой, плывет он, но кверху брюхом.
10
Слёз набралась по отмелям да по мелям, —
Плачу на все четыре стороны света:
Ой, люди добрые, голубь мира подстрелен, —
Как сквозь иголку, стрела сквозь сердце продета!
Ой, не пикассовский голубь, а тот, былинный, —
После потопа, на араратском рейде,
Голубь принес ковчегу вещую ветвь маслины.
В колокола, и в котлы, и в кастрюли бейте,
Жены солдат и воинственных миротворцев,
Женщины киллеров, матери террористов, —
Рухнет на все четыре стороны света солнце,
А от него не только огонь, но и пепел неистов!
Мир не спасётся уже задраенной шлюпкой! —
Так упреждаю стороны света четыре.
Вообразив себя овдовевшей голубкой,
Плачу о первом вестнике и о мире.
11
Ой, как пространство от вырубок поредело!
Время летит от нас, как заяц на роликах.
Ой, запускаю слёзы во все пределы,
Как запускали на царской охоте соколиков.
Не соблазняйтесь ловлей бульварных уток,
Ловчие слёзы мои, лесные сподвижники,
Вам ли не знать, что нам уже не до шуток, —
Жертвой была природа, а вышла в хищники.
Плавится полюс и океан Ледовитый,
Бьют по Европе с орех кокосовый градины.
Свежими фактами мы под завязку сыты, —
Ой, лесными пожарами обокрадены!
12
К плачу привыкла, будто к ружью лесничий.
Но по кому сегодня стрелять слезами?
Полдень июня в своем изумрудном величье,
Ой, с бирюзовыми между ветвей пазами.
Прячет в чехол лесничий свою двустволку,
Я же свой плач в глазные каналы прячу.
Вон и Москва не верит! — в слезах нет толку,
Да и чего в этой жизни переиначу?
Думать так выгодно циникам и ленивцам.
Я ж — трудоголик, подвинутый на заплачках.
Но подсвищу сегодня беспечным птицам
И помашу лимонницам в лёгких пачках.
Ой, отдохнуть от мыслей и мне не зазорно!
Если и плачет лес, то берёзовым соком.
Троица нынче. Выглядит лес соборно.
Радость дается по праздникам даже пророкам.
13
Ой, ты опять уподобилась старой скряге, —
Слезы роняешь, как мелочь какую в копилку,
Но они рифмой звенеть хотят по бумаге, —
И в голове звенят, и лезут в бутылку.
Копишь обиду, что нет неделю звоночка
По телефону из города со Стеною
Плача, где проживает родная дочка,
Прочно связав судьбу с почвой иною.
Ой, и тогда ты копила свою обиду
На отъезжающих: в тесном аэропорте,
Что не согласна, — не подавала виду,
Не голосила при всем при честном народе.
Но человек единственен, как и солнце.
И осветилась слезами ты покаянно:
Пусть человек живет там, где ему живётся, —
Мы на земле прописаны не постоянно.
14
Ой, мои слёзы-ливни, глаза мои тучи,
Как ни рядите, пьяно или тверёзо,
Вам не избегнуть истины неминучей —
Скоро вы станете инеем и морозом.
Ой, потому и по делу плачу, и праздно,
Что я готова к смеху не больше, чем скот к забою.
Плакать легко, а смеяться трудней гораздо, —
Крайняя степень отчаянья — смех над собою.
Ой, как бы жизни солнышко ни кадило,
Я, не одну в уме решая задачу,
Ой, не однажды до хохота доходила.
Так что еще немного пускай поплачу!
7 — 15 июня 2006
