Говорили — ведьма,
проклята,
ее кровь черна,
как глаза цыганские,
то ли смерть в ночи на локте баюкает,
то ли ждет ее, приходя на станцию.
Поезда бегут,
исчезают сотнями,
горизонту в пасть
друг за другом сыплются.
а старуха вновь у часов становится,
не роняя слов, не взывая к милости.
«Не ходите к ней! -
говорили взрослому,
«Не смотри в глаза!» -
повторяли малому.
«Она ждет во тьме
запоздавших путников,
чтобы души их
относить Лукавому».
Уходил июль,
как щенок затравленный,
то скуля дождем,
то грозой оскалившись.
Но последний день затихал мелодией,
будто сам Господь нажимал на клавиши.
И привычный час за последним поездом
надвигался так,
как дано лишь панике -
На клочке войны,
до просветов читанном,
старший сын писал,
обращаясь к маменьке:
«Сорок пятый. Март:
Побеждаем в Венгрии!
Говорят, весной все бои закончатся.
В мае жди живых!
Будем в полночь, поездом.
Не ходи встречать, наживешь бессонницу».
Догорают сны,
и лениво плавятся
горы бледных звезд
в предрассветной серости.
Поезда бегут,
исчезают сотнями,
восемь лет везут
двух пропавших
без вести.
(с) Deacon
