Радонежский скит
Зеленый ковер щекотит ступни,
подрясник росой окроплен.
Туман оседает на свежие пни —
сруб церкви почти завершен…
Обычный, до сердца щемящего, вид:
лес, поле, заря, облака…
И в этих просторах — отшельника скит,
воздвигнутый здесь на века.
Чтоб птиц не спугнуть — недвижны уста.
Лишь лестовки мерный полет
меж пальцев натруженных… Нет, не устал… —
Ум к сердцу приник и… поет.
В глазах — синева первозданных озер,
в ржаных волосах — солнца блик.
Над ним — неба русского ясный шатер,
У ног — искрится родник…
1979
Осень поздняя. Зябко в трамвае.
А мы едем и едем сквозь дождь.
Вышли. Церковь (потом я узнаю).
...Рядом с мамой послушно идешь.
Странно. Люди. Их много чего-то...
Все стоят, ожиданьем полны.
Свечки мягко дрожат у кивота,
тень пугливо скользит у стены.
Так тепло, словно в залежах плюша!
И мне хочется спеть от души:
«Выходила на бе́рег Катюша!»
(ведь все знают ее малыши!)
Осень поздняя. Зябко в трамвае.
Солнце зайчиком метит наш путь.
Ничего я о вере не знаю...
Только радость... летит наизусть!
Иордань
Здесь снега и морозы, и прорубь, что в виде креста.
Там песок и теплынь, и поток протекает едва
по иссохшему руслу невзрачной реки Иордан.
Здесь толпится народ, забегая раз в год за водой,
в церкву, что так недавно равняли всем миром с землей,
но оттаяло сердце, и хочется жизни святой.
Там приедут туристы, придут пилигримы, вспотев,
там в кибуцах гутарят про скорый весенний посев.
И старик что-то шепчет, на камень устало присев.
Здесь и там, и везде, где прозрачный струится поток,
каплей крови Христа освящается весь жизнеток,
в триедином участье к нам кротко приходит наш Бог.
На Востоке
Остановка.
Сошли все грузно…
Разминая затекший торс,
Грустный гид пилигримам русским
говорил, смотря под откос…
«Горы скачут,
как будто зайцы!..»
И насколько хватает глаз,
радость жизни, раскрыв объятья,
нас встречает, — не напоказ!
И восторг
не стреножит сердце, —
горлом ком пропихнулся вмиг!
Показалось, что где-то дверца
тихо скрипнула,
и старик,
арамейскою речью картавя,
звал напевно
кого-то там…
Теплый ветер
ответил авве,
эхом мягким катясь к холмам…
Эти складки
земли вальяжной,
как хитоном, покрыли даль…
Каменистые стынут кряжи…
Травы шепчут: «Сними сандаль!»
Сколько лет
я мечту лелеял
это чудо в глаза вобрать!
Как Невеста, юна — Галилея! —
благородна, смиренна, — как Мать…
Мироликованье
Спешит Москва от суматошных дел,
окстясь, хотя б на миг освободиться:
«К нам, говорят, Никола прилетел!
Неужто не пойти, не помолиться?»
И регионы вторят москвичам,
река людская дружно льнет к святому:
он всем скорбящим, как родной причал,
и любящим — как основанье дому.
Такой же человек, как мы с тобой,
из Мир Ликийских — не от мира светоч.
Но нас поймет, он — грек, по вере — свой.
А дрязги наши — эдакая мелочь!
Народ, народ! Пронзительная тишь
наполнила все поры жизни русской!
И, как дитя, застыв, ты весь молчишь,
стремясь к святыне в переулке узком.
Перебирая сердцем и умом, —
по четкам — имена родных и близких,
ты молишься за наш бескрайний Дом
и не желаешь с бездной компромиссов!
Где состраданию обрящется предел?
Что остановит любящее сердце?
К нам кроткий ангел ныне прилетел
и благодатью дал нам отогреться.
Лирические колядки
Ни поста, ни молитвы нет сил совершить.
Добрых дел не найти и в помине.
Не могу и минуты одной не грешить.
А ношу христианское имя.
Беззащитна душа, как младенец, лежит.
Погубить её — плёвое дело!
А над нею крылом светлый ангел дрожит.
Бережет это хрупкое тело.
Для чего я живу? Для кого я тружусь?
Равнодушие — общее место…
Хоть заветы я знаю почти наизусть,
но в душе нет закваски для теста.
Что же я принесу к яслям Бога Христа?
Лишь надежду с любовью и верой…
Перемена ума — чистотою листа —
мне как дар Милосердия Эры.
Fiat Lux!
Будут, будут хулы (унесет их ветер…).
И отметят одни, что Он был подсуден,
А другие расскажут, забыв про плети:
Он позволил к Себе прикоснуться людям.
...Материнские руки. Отцовы плечи...
Отдавая тепло и камням, и пыли,
Он шептал Светилу: «Еще не вечер…
До полуночи жду сыновей пустыни».
Мудрецы с Востока, пастухи из местных
Подошли к пещере, созерцая ближе
То, что нам теперь как букварь известно:
Был распят и умер… И воскрес Всевышний.
***
Гуляя по деревне перед сном,
нет-нет да выйдешь в поле возле речки:
заросший храм, погост растет при нем,
уходят люди в прошлое беспечно.
И думаешь: а, может, прикупить
здесь место? Всё же лучше средь ромашек,
чем в колумбарии себя подхоронить,
как будто в новый тип многоэтажек.
А важно ль для души, где телом лечь?
Своим добром таможню не подкупишь!
За все грехи не накупить мне свеч,
не полюбить того, кого не любишь.
А жизнь идет под ручку, не спеша,
беседуя о пустяках насущных.
И жмется к телу зяблая душа,
и тело льнет к душе неравнодушно…
Гуляя по деревне перед сном,
нет-нет да выйдешь в поле возле речки:
Велик Творец! Лишь Им Одним живем!
И умираем для греха навечно.
