Из жизни
Например, несколько лет назад я ехала домой в метро, поздно, на последнем уже поезде. В вагоне помимо меня сидел только помятый дяденька, про которого я предположила, что он, видимо, сбежал из больницы. На нём были розовый полосатый халат, какие-то треники, страшные стоптанные домашние тапочки и ошмётки бинтов.
Едем, дядя грустит, я смотрю на него украдкой, потому что не смотреть невозможно. На остановке в вагон входит женщина, не очень молодая и довольно откровенно одетая. Похоже, что её наряд — рабочая экипировка, но допустим, что ей просто так нравится. Дама садится ровно напротив больничного беглеца, и они начинают друг на друга смотреть. Просто молча смотреть, не отводя глаз. Никаких жестов, ни единого даже подмигивания, два или три перегона они просто смотрят.
Вагон останавливается на нужной мне станции, я встаю, и они тоже встают. Берутся за руки и выходят из вагона. Смотрю им вслед, они медленно идут к выходу, так же — молча и держась за руки. Время от времени один поворачивает голову, чтобы посмотреть на другого. И тогда другой отвечает на этот взгляд.
Я не знаю и никогда не узнаю, что это было — сделка, примирение или знакомство. Но мне, конечно, хочется думать, что знакомство. Вернее, узнавание. Потому что именно так это и выглядит, когда случается — раз в триста лет.
Расскажите о чем-нибудь, что вы видели со стороны?
Что-нибудь чудесное и труднообъяснимое.
Дана Сидерос
Other author posts
Майский шестой
Вручили открытку, грамоту и часы, большие, с орфографической в гравировке Трамвай в полутьме смотрел на него, как сыч, белесыми плошками фар Он ушел, неловкий, впервые почувствовав вес стариковских ног, впервые себя увидев в ночных витринах Деревья шептали вслед, как в плохом кино: «Ну всё, пересох — и знаешь это, не ври нам»
Пастораль
На юге шумит ковыль, луга утопают в доннике, на севере снег и сани, олени и рождество, а в самом центре Москвы горят старинные домики, воспламеняются сами, ни с того, ни с сего
Метаморфозы
О том, что уже началось, ты узнаешь сразу: строка затрещит на сломе, на горьком слове,
Тот кто летал лежит на спине
Тот, кто летал, лежит на спине на простыне в тишине