Сию же минуту проверить веками

Бесславного гневит прославленный коллега.

Как будто слава — хлеб отобранный, телега,

Везущая не всех… А слава — степь без края,

Где каждый волен взять свою пригоршню снега.

Чтоб не забыли мы, какой поэт забыт,

И вспомнили опять: кто нынче знаменит,

Пусть критик (подтвердив безвестность безызвестных)

Нас о известности известных известит.

Как? Слава кончилась?! Где? Чья? Какая жалость!

На это зрелище опять толпа сбежалась.

И если рассудить по ярости забвенья,

Легко предположить, что слава — продолжалась.

О! Слава автора действительно хитра,

Когда поют ее десятка с полтора

Пристрастных циников! Но то ж — не столько слава,

Сколь пар без лошади и дужка без ведра.

Друг! Радуясь за тех, чья слава миновала,

Как сам ты избежал столь грустного провала?

Прикрывшись и зардясь, мне критик отвечает:

«Забвенью не бывать, где славы не бывало».

… И в час, как будем мы действительно забыты,

О критик! мы придем у вас искать защиты

От страшных летских вод. Забвенье – мать прощенья, —

А вы — вы будете всегда на нас сердиты.