В новую Англию
На первом этаже выходят окна в сад,
Который низкоросл и странно волосат
От паутины и нестриженных ветвей.
Напротив особняк, в особняке детсад,
Привозят в семь утра измученных детей.
Пойми меня хоть ты, мой лучший адресат!
Так много лет прошло, что наша связь скорей
Психоанализ, чем почтовый разговор.
Привозят в семь утра измученных детей,
А в девять двадцать пять я выхожу во двор.
Я точен, как радар, я верю в ритуал -
Порядок — это жизнь, он времени сродни.
По этому всему пространство есть провал,
И ты меня с лучом сверхсветовым сравни!
А я тебя сравню с приветом и письмом,
И с трескотней в ночном эфире и звонком,
С конвертом, что пригрет за пазухой тайком
И склеен второпях слезой и языком.
Зачем спешил почтарь? Уже ни ты, ни я
Не сможем доказать вины и правоты,
Не сможем отменить обиды и нытья,
И всё-таки любви, которой я и ты
Грозили столько раз за письменным столом.
Мой лучший адресат, напитки и плоды
Напоминают нам, что мы ещё живём.
Семья не только кровь, земля не только шлак
И слово не совсем опустошённый звук!
Когда-нибудь нас всех накроет общий флаг,
Когда-нибудь нас всех припомнит общий друг!
Пока ты, как Улисс, глядишь из-за кулис
На сцену, где молчит худой троянский мир,
И вовсе не Гомер, а пылкий стрекулист
Напишет о тебе, поскольку нем Кумир.
John Hamilton Reynolds
Другие работы автора
Романс про улицу Герцена
Без всяко лишней ловкости Я жил и не платил, В Москве в последнем августе В трёх комнатах один
Воздушный календарь
Как пасмурно сверкает Вечерняя Нева Полнеба задвигает, Свергает синева
Баллада ночного звонка
В этой старой квартире, где я жил так давно, Провести две недели было мне суждено Средь зеркал её мутных, непонятных картин, Между битых амуров так и жил я один
On the Picture Of A Lady
Sorrow hath made thine eyes more dark and keen, And set a whiter hue upon thy cheeks, And round thy pressèd lips drawn anguish-streaks, And made thy forehead fearfully serene