Тих и душен угол съёмный...

***

Тих и душен угол съёмный,

чердака полночный плен,

непременный стон колен,

многоточие помпонов…

Здесь в разгар небесной тризны*,

сам-то цел и невредим,

белолицый Никодим

всё вздыхает с укоризной:

– Эх, сердечный мой напарник,

где ты странствуешь теперь;

шапито открыта дверь,

жив-здоров инспектор-скарбник.

Место свято на канате

на везенье, на беду,

по душевному стыду

помянул тебя, приятель.

А по крыше тихо катит

запоздалая луна,

не противится она

ветра зову и объятьям.

На межзвёздном на манеже –

та же тризна, вечный пир,

но уже свой балансир

милый друг надёжно держит.

_______

*беспокойство