Кабаки забывают меня, изменяя с другими.
Мою стойку облапают сотни мозолистых пальцев.
я, засохший цветок из венка недосгнивших акаций,
Из возможных дорог выбираю слепую погибель.
Да, при жизни я червь для людей на стервозной свободе
Заточённый на вечность в свой гробик, в пожизненный карцер.
Свою девку на вечер другим оставляю помацать.
Меня тронуть пытался сокамерник, жлоб и уродец,
Только очень хрупки у шкафов в основании кости.
Мои жилы на шее сдавила в аффекте гримаса.
Назову это все грязным словом и жизненным фарсом.
Тот, кто слаб для общины, того опускают на оземь,
За кулисами крики, там махач - скорей разберитесь,
Но не слышат их штатные уши с лоснящимся пузом,
Мирно дремлет на тумбочке чистый, поглаженный китель.
А владелец на докторше стонет - по жизни он лузер,
За кулисами крики, там махач, скорей разберитесь
Я же век тут мотаю, чего зачерствелым бояться?
Пусть другие раскрасят цветами изношенный Питер.
Я раскрашу полосами пол, и не надо аваций.
Пусть я в Бога не верю, и ваши обряды так жалки.
Куполам помолюсь на забитой в потемках спине.
На свободе все брал и судьбу я жестоко имел,
Кто мой путь оттоптал, тот по жизни немного прошарен.
За кулисами крики умолкли, актер остывает,
Я один в трех гробах похоронен на радость живым:
Первый гроб - это жизнь - допивает мой терпкий заварник,
Второй гроб - это смерть - к ней, старухе, я смело на "ВЫ",
Третий гроб - это путь, что себе на крови сколотил.