1
Старость – все-таки не радость.
Хоть Темнила домовой,
Но прожив три века кряду,
Стал ворчливый и седой.
То натопят жарко печку,
То, напротив, топят мало –
Он залезет под овечку,
Вроде как под одеяло.
Стал проказничать он реже,
Спит за печкой, как сурок,
Иль на солнце кости нежит
Он, вскарабкавшись на стог.
Так и жил бы потихоньку
Без забот и без труда.
Но однажды в ту сторонку
Вдруг нагрянула беда.
Убивая и сжигая,
Налетела рать степная.
Нет пощады никому.
Все в пожарах и дыму.
Еле выскочил Темнила,
Обгоревший из огня.
Чуть его не раздавило
Под копытами коня.
Никуда ему нет ходу.
Затаился за кустом.
Это сколько же народу
Перерезано кругом?
До крови натер он ноги,
Третий день уже в пути.
«От кого ж теперь подмоги
От напасти мне найти?
Мне же, - бормотал Темнила, -
Нужен только мир и лад,
Чтоб согласье в доме было,
Огород, хозяйство, сад.
И куда ж теперь податься?»
Поглядел вперед-назад.
Головешки лишь дымятся
Да убитые лежат.
«Ах ты горе-то какое!
Да за что ж такая честь?
Я же старый, мне б покоя,
За печурку бы залезть».
Шел он шел, дошел до леса.
В нем решил заночевать.
Под густым лесным навесом
Даже звезды не видать.
У пенька прилег Темнила
На постели моховой.
Что такое? Вроде шилом
Кто-то тыкает его.
Подскочил, протер глазенки.
Это кто там? Что за гад?
Ничего! Одни сосенки
Вместе с елями шумят.
Поблазнилось. Снова на бок.
Ни уюта, ни тепла.
И по телу вроде жаба
Ледяная, проползла.
Снова сел. Уже стемнелось.
Дальше носу не видать.
Так за печку захотелось,
Что пером не описать.
Так сидит. А рот зевота
Разрывает – просто страсть!
До чего же спать охота,
К печке тепленькой припасть.
Сон, известно, не работа,
До утра не подождет.
Спит Темнила.
Только кто-то
За плечо его трясет.
«Что ж ты, леший, привязался?
Что ж ты лезешь, паразит?»
Глядь в прищур! Не обознался:
Леший перед ним стоит.
- Ты чего, - промолвил Леший, -
На меня, браток, кричишь?
И куда шагаешь пеший?
На земле, как нищий, спишь?
Вот избушка-развалюшка.
Очень плоская, как плюшка.
Вся проросшая травой.
- Заходи, гость дорогой!
Проскользнул Темнила в щель.
Ну, и запахи! И прель!
Ох, у братушки и жизнь!
Вмиг подхватишь ревматизм!
Запалил хозяин свечку.
Затопил дровами печку.
Сразу жар такой пошел!
Сразу гостю хорошо!
Собирает стол хозяин,
Жарит, парит, нарезает.
До чего же сытный дух!
Ел Темнила аж за двух.
А насытившись, икнул
И у печки прикорнул.
И проспал он до обеда.
Встал. И началась беседа.
Все Темнила рассказал,
Как он страшно пострадал.
Почесал затылок Леший.
- Чем же мне тебя утешить?
Может, брат мой дорогой,
Жить останешься со мной?
- Извини! Но жизнь в лесу
Вряд ли я перенесу.
Нужен мне уют домашний,
Люди, борщ позавчерашний,
Игры, крик, младенца вой.
Я ж не Леший! Домовой!
Леший лишь вздыхает тяжко:
- Как помочь тебе, бедняжка?
Сам я, братец, не смогу.
Надо звать Бабу-Ягу!
Полети-ка, верный Сыч!
Быстро бабушку покличь!
Загудело вскоре что-то,
И в окошко, как в ворота,
На метле верхом сидя,
Как на палочке дитя,
Залетела в дом сестра,
Как от пламени искра.
Пакли серые торчат,
Зубы черные стучат.
Нос ее, как тыквы, долька.
Ну, красавица – и только!
2
Говорит Баба-Яга
Грустному Темниле:
- Вот злодеи! Ни фига
Черти натворили!
Только не переживай!
Помогу! Не брошу!
Отправляйся в дальний край,
Братец мой хороший!
Тут поможет лишь Перун,
Тятька наш небесный…
Ну-ка где ты там, шалун,
Мой сынок любезный?
Тут из норки угловой
Выбрался бесенок,
Шустрый, маленький такой,
Юркий, как котенок.
По избе туда-сюда
Шастает бесенок.
Не ребенок, а беда!
Чистый постреленок!
Говорит Баба-Яга
Сыну-хлопотуну:
- Проведешь его к богам,
К самому Перуну!
Да в дороге не балуй
И не изгаляйся!
Ну, иди, меня целуй!
Да и собирайся!
Эх, Темнила, старый пень!
По лесам да мшаникам
Уж седьмой шагает день
Со своим племянником.
Как же он оголодал!
Как объизносился!
Если б все про это знал,
Ввек не согласился.
И племянник достает
Дядьку понемногу:
То под ухо заорет,
То щипнет за ногу,
То в кустах поднимет вой,
Распугает птаху.
И Темнила чуть живой
От такого страху.
Подошли они к реке.
Что же делать, братцы?
Ниткой берег вдалеке.
Как переправляться?
Что тут делать? Пальцы в рот
Затолкал бесенок,
Да как свистнет обормот
Изо всех силенок.
Тут же выплыли русалки.
Юны. Глазки как фиалки,
Волосы зеленые,
Сами как беленные.
- На другую сторону
Вас доставим скоро мы!
И бесенок в тот же миг
На одну русалку прыг!
Ухватил за волоса.
- Ну-ка, девица-краса,
Поживей меня вези!
Слышишь? Бес меня возьми!
Делать нечего.
Темнила
На другую сел.
- Кобыла,
А не девка! Смех и грех!
Ну, поплыли! Э-хэ-хэх!
Эх, ты реченька-река,
До чего ж ты глубока!
Чаек белоснежных стая.
Рыба плещется, играя.
За волной бежит волна,
Говорлива и вольна.
Вот и речки середина,
Переправы половина.
Как нырнули тут русалки!
- Что такое, елки-палки?
Все быстрей на глубину.
- Девки! Я же утону! -
Наш Темнила завопил
Изо всех последних сил.
А бесенок корчит рожи.
Смеха он сдержать не может.
- Если я останусь цел,
Я задам тебе, пострел!
Глядь! Хоромы перед ними
С воротами золотыми,
Стены же из янтаря,
Словно солнышко, горят.
А русалки их ссадили
И с хихиканьем уплыли.
Тут же стража подошла
И вовнутрь повела.
Прямо в главные палаты
Завели их.
Дед косматый
На резном высоком троне,
В длинной шубе и короне.
- Ну. И кто же ты такой?
- Я, Темнила, Водяной.
Царь подводный, стало быть.
У меня желаешь жить?
Здесь ни гнуса и ни войн…
Будет рядом терем твой…
Месяц уж прожил Темнила,
Словно рыба, под водой.
Стало все ему немило
До того, хоть волком вой.
Заявился к Водяному,
Честно выгнулся в дугу.
- Не могу я жить без дому.
И без печки не могу.
Отпусти меня. Мудрейший!
Я ж не рак и не налим…
А русалки, словно гейши,
Так и вьются перед ним.
То щекочут волосами
(«Ну, рассмейся ж, дорогой!»),
То нечаянно хвостами
Задевают за него.
ПЕСНЯ РУСАЛОК
Правит царство под водой
Царь великий Водяной.
Слава! Слава Водяному!
Обойди весь белый свет,
В мире царства лучше нет!
Слава! Слава Водяному!
Здесь всегда царит покой.
Нет напасти никакой.
Ни мороза и ни зноя.
Здесь прекрасно, как в раю.
Все танцуют и поют,
Славят царство водяное.
Царство выше всех похвал.
Если ты сюда попал,
То останешься навек.
И неважно, кто ты есть,
Оставайся с нами здесь,
Дух ли ты иль человек!
- Нет! – воскликнул домовой.
- Убирайся! Бес с тобой! -
Рассердился Водяной.
- Жить не хочет под водой!
Забирайте его, внучки,
Дурака под белы ручки.
Вы наверх его доставьте
И на береге оставьте.
Для такого дурака
Не нужна совсем река!
Ах, какая ж благодать
Свежим воздухом дышать
И по травке босиком
На своих двоих пешком.
Кружат бабочки, шмели
Басом песни завели.
Светит солнышко с небес.
Впереди темнеет лес.
3
Непоседливый бесенок
Рядом скачет, как котенок.
- Ну, проказник! Ну, шалун!
Где же наш отец Перун?
Далека ль еще дорога?
Много верст или немного
Нам еще с тобой шагать?
Аль не можешь ты сказать?
А бесенок ха-ха-ха!
И запрыгал как блоха.
- Эй, постой, - кричит Темнила.
- Не спеши!
Не тут-то было!
Чтоб бесенок без проказ?
Вскоре скрылся он из глаз.
В хвойный, темный и густой
Лес заходит домовой.
А куда идти не знает.
Встал. Бесенка выкликает.
Час кричит – не появился,
Как под землю провалился.
«Проводник, ядрена вошь!
С ним уж точно пропадешь!
Только что ж стоять без толку?
Чтоб попасться в зубы волку?»
Перед ним нора большая.
Высотою в сажень вход.
«Интересно же какая
В нем животная живет?»
И хоть он героем не был,
Любопытство взяло верх.
И пошел. Исчезло небо.
И не слышен шум дерев.
Огонек вдали мерцает.
Значит, кто-то здесь живет.
Веселее он шагает,
Чуть ли песни не поет.
Все светлее и светлее.
Вот Темнила входит в зал.
И в высокой галерее
Он бесенка увидал.
- Вот ты где запропастился!
Ну, проказник! Ну, пострел!
Ты зачем сюда спустился?
От меня сбежать хотел?
Дребезжащий слышит голос:
- Здравствуй, братец дорогой!
Повернулся. Дыбом волос!
Это кто же тут такой?
На скелете здоровенном
Кожа желтая висит.
И просвечивают вены.
Сердце, видно, как стучит.
- Это кто ж ты, интересно?
Отвечай, ядрена вошь!
- Я Кощей, владыка местный.
Аль родню не признаешь?
Эх, ты жизнь моя жестянка! -
Тихо вымолвил Кощей.
- Просыпаюсь спозаранку
Принимать своих гостей.
У людей одна дорога:
Все сюда ко мне придут.
А сейчас особо много
Убиенных все несут.
И до ночи вереница.
Я ж уже лишился сна.
Что ж там на верху творится?
Аль опять идет война?
Погрустнел Темнила сразу.
- Так и так, брат дорогой.
Землю нашу, как заразу,
Поразил степной разбой.
Грабят, жгут и убивают,
В рабство грекам продают.
Люди родину бросают,
В дебри севера бегут.
И голодный, не пригретый
Вот брожу и там и тут.
И мои ведь тоже где-то
Под землею здесь живут.
- Кто такие?
- Те-то, те-то!
- Помню их, не позабыл.
Жаль расстались с белым светом,
Так сказать, в расцвете сил.
- А увидеться? - Темнила
Попросил. Шипит Кощей:
- Что ты? Что ты, братец милый!
Даже и мечтать не смей!
- Не положено – не надо! -
Домовой махнул рукой.
- Эх, ты, горюшко-досада!
Что же я за домовой?
Если дома даже нету,
Даже малого угла,
И кручусь по белу свету,
Как какая-то юла.
Затряслись Кощея мощи.
- Я лишь сторож, не колдун.
Тут тебе я не помощник,
Тут поможет лишь Перун.
- Это, братец, мне известно.
А не можешь ли сказать,
До Перуна, интересно,
Это сколько же шагать?
- В общем так! Давай, Темнила,
Отдохни! Переночуй!
А на завтра, братец милый,
Из норы моей шуруй!
Расскажу тебе дорогу,
Где и как его найти.
Тут идти совсем немного.
Может, день аль два пути.
Спит Темнила крепко-крепко.
Видит сон, что стал он репкой.
Эту репку среди ночи
Кто-то тянет, что есть мочи.
4
Шли и шли они по лесу
День за днем. Неделя прочь.
Не до шуток стало бесу,
Не резвится во всю мочь.
Каждый думал на привале:
«Это что ж за маета!»
Ноги в кровь поразбивали,
И в желудках пустота.
Исхудали, тени словно.
Каждый до смерти устал.
Один раз медведь огромный
Их в лесу полдня гонял.
Крови попили немало
Комары да мошкара.
Наконец вдали предстала
Превысокая гора.
Над горой дымок клубился.
Значит, кто-то печь топил.
Как бесенок закрутился!
Как копытцами забил!
На горе дворец хрустальный
Весь сверкает и блестит.
Входят в зал они овальный,
Где огромный трон стоит.
А на троне дядька грозный.
Вот с такууущей бородой!
Смотрит он весьма серьезно.
И Темнила чуть живой
В ноги бух! Взглянуть не смеет.
Уж покаялся сто раз.
Так напуган, так робеет,
Даже звука не издаст.
Уж на что бесенок юркий,
Но и тот трясется так,
Как прохожий в переулке,
Испугавшийся бродяг.
Да и кто не оплошает,
Хоть какой он будь вертун,
Коль на троне восседает
Пред тобою сам Перун.
А Перун им:
- Не дрожите!
Я ж не волк. Я вас не съем.
По порядку расскажите,
Кто такие и зачем.
Поглядел на трон несмело
Домовой, но все же встал.
- Так и так… Такое дело…
Все, как было, рассказал…
- Вот беда-то! Вот досада!
Чтоб их этак и растак!
От меня-то что вам надо,
Не могу понять никак.
- Как? - Темнила удивился.
- Ты же наш верховный бог.
Пред врагами б появился,
Ну, и молнией всех сжег!
- Это где же вы видали, -
Молвит.
- Черт меня возьми!
Чтобы боги воевали,
Словно смертные, с людьми?
Не противники нам люди.
Это ж, братцы, все равно,
Если взрослый дядька будет
Биться с щуплым пацаном.
Я же битвою такою
Уроню авторитет.
Домовой вздохнул с тоскою:
- Ну, на нет и спроса нет.
Домовой затылок чешет.
- Значит, вот расклад каков!
Может, их богам навешать
Прехороших тумаков?
Испугаются их боги –
Тоже ведь не дураки!
А оставшись без подмоги,
Не полезут степняки.
Погорюют, порыдают.
Без богов-то каково?
И тебя они признают,
Стало быть, за своего.
- Ох, не то несешь, Темнила!
- Ну, опять не то… Беда!
- Чтобы бог да бога в рыло!
Осрамишься ж навсегда.
Мы ж должны служить примером,
Эталоном, так сказать.
И разумнейшим манером
Все конфликты разрешать.
Замолчали. Уж Темнила
В кровь затылок расчесал.
«И зачем же ты, дурило,
Столько месяцев шагал?
Для чего себя ты мучил,
Голодал и погибал,
Плыл по рекам, лез по кручам,
Мерз? – И кукиш увидал.
Эх, никто нам не поможет!
Пропадет славянский род!
Если сам верховный боже
К нам на помощь не придёт.
Как за печкой было славно:
И в тепле, и есть поесть.
И оказывали явно
Домочадцы все мне честь.
Почитали…»
- Слышь, верховный! -
Пропищал бесенок вдруг.
Хлопнул, топнул и нескромно
Подмигнул ему, как друг.
Зажужжал бесенок мухой
И к верховному бочком.
И давай шептать на ухо,
Подметая пол хвостом.
- Хоть малой, а шустрый дюже! -
Усмехнулся бог-отец.
- Говоришь, славянам нужен
Меч особый складенец?
- Совершенно верно, батя!
И как можно побыстрей!
И тогда вся эта братья
Убежит за сто морей.
Лишь взмахнешь мечом – и ну-ка!
Уничтожен вражий полк!
- Где же есть такая штука,
Не возьму никак я в толк.
- Ты же бог!
Но глас хвалебный
Оборвал Перун:
- И что ж?
Я лишь бог, но не волшебник!
И на мага не похож.
Приуныла наша пара.
«Вот тебе и бог-кумир!
Значит, все труды их даром?»
- Приглашаю вас на пир! -
Говорит Перун.
- И хватит
Ныть! Взбодритесь же чуть-чуть!
И с дороги дальней, кстати,
Не мешало б отдохнуть!
5
ПИР БОГОВ
Ешкин кот! Таких застолий
На земле не увидать!
Зал огромный, словно поле!
А столов не сосчитать!
И чего здесь только нету!
Нет, пожалуй, тюри здесь,
Потому что тюрю эту
Здесь никто не будет есть.
Здесь такое изобилье,
Что любого удивишь!
Если б даже были крылья,
За день все не облетишь!
Поражается бесенок,
Хоть немало повидал:
На пирушках он с пеленок
Завсегдатаем бывал.
Видел всякие он яства,
Вина разные лакал,
Среди чинного боярства
На застольях он мелькал.
Вот затащен с жара с пыла
На подносе целый бык…
Вдруг в привычном шуме пира
Раздался и визг, и крик.
Что такое? С нетерпеньем
Все глядят на край столов,
Где с великим удивленьем
Видят драку двух богов…
Бьет по уху Велес Хорсу.
Хорс, ругаясь, тоже бьет
То по ному, то по торсу,
То вообще ногою пнет.
Вот за космы ухватились.
Клочья валятся с голов.
И, как мячик, покатились
С диким ором меж столов.
Семь столов они разбили,
Опрокинули сто блюд,
Быстро на ноги вскочили
И опять друг друга бьют.
И другие не стерпели.
Разыгралась в жилах кровь.
И удары полетели
В подбородок, в нос и бровь.
От сражения такого
Наш Темнила прочь бежит.
Побелел, не скажет слова,
Как осенний лист, дрожит.
А бесенку это в радость:
Драки любит, аки мед.
То щипнет, то крикнет гадость,
То кого-нибудь толкнет.
- Поддавай! - кричит бесенок.
- Веселись, честной народ!
Изо всех своих силенок
Кулаком кого-то бьет.
- Это что же за такое? -
Закричал Перун сквозь гам.
- Ну-ка вы живее двое
Разойдитесь по углам!
Ну, и сам всех по сусалам
Бьет верховный во весь дух.
Наконец потише стало.
Бой, как будто бы, затух.
Как нашкодившие детки,
Хорс и Велес по углам.
И кровавые отметки
Ярко светят тут и там.
- Как не стыдно? Пред гостями
Опозорили меня!
Вот бы высечь вас плетями!
Вот бы всыпать вам ремня!
И чего вам не хватает?
Что за драки за столом?
И Перун им угрожает
Вот такущим кулаком!
- Лучше пейте! Лучше ешьте!
Строгим взглядом зал обвел.
- Ну-ка, певчие, потешьте!
Что-то стал унылым стол.
ХОР
Хорошо богам живется –
Знают люди всей земли.
Сытно естся, сладко пьется.
Ай-люли-люли-люли!
Если смертному что надо,
Их о милости моли!
Может ждет тебя награда.
Ай-люли-люли-люли!
Путь заблудшему укажут,
Возвращают корабли.
Но порою и накажут.
Ай-люли-люли-люли!
6
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Сосны, ели, груздь, опенок…
Лес и лес, и лес, и лес…
В путь отправился бесенок,
Возвращается же бес.
Все такой же заводило,
Озорник, шалун, пострел.
Сколько шалостей Темнила
От него перетерпел!
Но его не судит строго,
Не кричит на шалуна,
Так как дальняя дорога
С ним уже не так длинна.
Всю страну прошли. И что же?
Чтобы драку видеть их?
Нет! Никто нам не поможет,
Кроме, значит, нас самих.
Лес все реже. И сильнее
Звери всякие снуют.
Греет солнце горячее,
Птицы весело поют.
Жизнь в стране суровой, дикой
Домовому не нужна.
На божественные ж лики
Нагляделся он сполна.
В день (в какой же не припомню.
Кто считает их в пути?)
Солнце сразу стало темным.
Тьма сгустилась. Как идти?
До земли деревья гнутся.
Хруст и треск и там, и тут.
Домовой и бес трясутся.
Что такое не поймут.
Зашуршали всюду змеи,
Пни, как раки поползли.
Голова на длинной шее
Поднялась из-под земли.
Глазом угольным округу
Оглядела не спеша.
Бес с Темнилою с испугу
В землю вжались не дыша.
А чудовище, разинув
Пасть, явило сто рядов
Желтых, острых и предлинных
Частокол своих зубов.
И двойной язык из пасти,
Шебарша, ползет вперед…
Что же это за несчастье?
Что же это за урод?
- Что, Темнила, испугался?
Что, бесенок, обомлел?
Я давно вас дожидался, -
Змий огромный прошипел.
- Ну, зачем ходить к Перуну?
Вам не он, вам нужен я.
Я могучей всех! Лишь плюну,
Волны хлынут на поля.
Все моей покорны воле
На земле и под землей.
Лучше нет на свете доли,
Чем на службе быть моей.
Тут бесенок-забияка,
Приподнявшись, закричал:
- Что за служба-то однако?
Ты б подробней рассказал!
- Все увидите вы сами! -
Начал громко Змий шипеть.
И разверзлась под ногами
В тот же миг земная твердь.
Бес с Темнилой полетели
В эту страшную дыру.
Закричали, засвистели:
- Ой! Помедленнее! Тпру!
Но на счастье не разбились
(К смерти каждый был готов!),
Как на вату, приземлились
Без ушибов, синяков.
Отряхнулись, огляделись
Два товарища кругом.
Грот огромный. Что за прелесть!
Значит, вот он Змиев дом!
Зал огнями осветился.
Мерзость прет со всех сторон.
Сверху медленно спустился
С жутким гадом царский трон.
Упыри, клопы с собаку,
Жабы, вурдалаков рать
Закричали, лезут в драку,
Чтоб поближе к трону встать.
И зловоние такое!
Задохнуться можно тут.
Стушевались два героя.
И вот-вот блевать начнут.
- Род людской – мой враг заклятый.
Ненавижу эту ржу!
Послужите мне, ребяты,
Я вас щедро награжу!
- Как служить-то? - рек Темнила.
- Объясни-ка! Не пойму.
- Ты не корчи здесь дебила!
Сам ведь знаешь, что к чему!
- Как нам знать, правитель ада!
- Выше ставь! Я царь и бог!
Да, когда мне было б надо,
Уничтожить все б я мог!
- Не пойму я, царь великий.
Видно вовсе я тупой.
Ну, зачем тебе, владыка,
Бес и жалкий домовой?
Мы ж ничтожества, мы мошки.
Где же нам дела творить?
Нам лежанку б да кормежку
Да чуть-чуть подпакостить.
Я вообще запечный житель.
Там за печкой я король.
А на подвиг, повелитель,
Не способен я. Уволь!
Змий хвостом трясет сердито,
С языка струится яд.
Твари жмутся у корыта
И, толкаясь, верещат.
Бесу где тут удержаться!
Тараторит тоже он:
- Если честно признаваться,
Я болезнью поражен.
И болезнь такого свойства,
Что совсем пропащий я.
Нервов страшное расстройство
Приключилось у меня
Не могу никак на месте
И минуты посидеть.
Надо мне куда-то лезти,
Надо прыгать, надо петь.
То залаю я собачкой,
То шиплю я, как змея…
Слышал я, болезнь вертячкой
Прозывается моя.
- Хватит! Все! Мне надоело!
Изогнулся Змий дугой.
- Вон из моего предела!
Убирайтесь с глаз долой!
Тут же два крылатых гада
(Не успел и пикнуть бес)
Отнесли куда их надо,
То есть в тот же самый лес.
Тут же оба дали деру.
Лучше нет кнута, чем страх.
Вроде катятся под гору,
Только шум стоит в ушах.
Сколько верст они промчались,
Дать ответ бы не смогли.
Полежали, отдышались
И вперед опять пошли.
- Вот они места родные! -
Закричал в восторге Бес.
- Ах, вы, сосны дорогие!
Ах, ты мой любимый лес!
Стал качаться он на ветках,
Прыгать стал через кусты,
В домового шишки метко
Он бросает с высоты.
- Перестань! - ворчит Темнила.
- Надо ж меру шуткам знать!
Попадешь вот в глаз, дурило!
Поумней бы надо стать!
- Вот он дом! Сюрприз для бати
Приготовлю я сейчас!
Почему тебе бы, кстати,
Не остаться-то у нас?
У тебя ведь дома нету.
А ведь осень на носу!
Чем вот так бродить по свету,
Лучше с нами жить в лесу.
Жизнь здесь ай-лю-ли малина!
Жрешь от пуза круглый год!
Никакая образина
К нам сюда не доползет!
- Так-то так! - вздохнул Темнила.
- Ох, ты горюшко-беда!
Хоть в лесу совсем не мило,
Но податься-то куда?
Подошли они к избушке,
Ветхой, темной, бревенной,
И с седой, как у старушки,
Древней крышей-головой.
Двери настежь в дом раскрыты.
Бес ступил через порог.
Паутиной перевиты
Все углы и потолок.
Нет и запаха жилого.
И захныкал жалко Бес:
- Что ж случилось здесь такого?
Где ж ты, батюшка, исчез?
- Может, конный или пеший
Враг напал? Да не один!
Только как же? Он же Леший!
Он же леса господин!
- Надо нам с Бабой-Ягою
Повидаться сей же час.
Та расскажет, что такое
Здесь произошло у нас.
И опять бредут по лесу.
Разбурчался домовой:
- Половину сбросил весу
В путешествии с тобой.
Вон как кости выпирают,
Как у дохлого коня.
И за что же так пытают
Боги грозные меня?
Эх, за печку бы забраться!
Ни о чем не горевать!
Отсыпаться, отъедаться,
По ночам озоровать…
Вот и кончилась дорожка.
Встали оба и глядят.
Где ж изба на курьих ножках?
Только бревнышки лежат.
Уж за ели вековые
Скрылось солнышко с небес.
И присев на пень, впервые
Зарыдал, как баба, Бес.
Слезы катятся по щекам,
Плач не может он унять.
- Где ж ты, тятя? – с тяжким вздохом
Вопрошает он опять.
ПТИЦЫ
Никогда не видел лес,
Чтоб навзрыд заплакал Бес.
ПЛАЧ БЕСА
Ох ты, батя! Ох ты, тятя!
Ой, ты, леший, лесовик!
Ты страшней любого татя!
Ты злонравен и велик!
Где же ты, отец родной?
Где твоя сторонка?
Аль оставил сиротой
Своего бесенка?
Если б встретил ты меня
У избы, у хаты,
То припал к груди бы я
Черной да мохнатой!
Рассказал бы я тебе,
Как в стране далекой,
У богов был на гульбе
На горе высокой.
Эх-хе-хе-хе-хе-хе-хе!
Что же делать нонче мне?
Словно ежик я в ухе.
Жизнь моя закончилась.
Был я весел и игрив,
Энергичен и красив,
Прыгал, бегал и скакал,
Всё, что мог, от жизни брал.
Было всё вокруг прекрасно:
Речка чистой, небо ясным,
Никаких тебе забот!
Пой! С русалками целуйся,
С бесенятами целуйся
Да криви в усмешке рот!
Нет уж жизни прежней боле.
Распирает горечь грудь.
Не в моей, я знаю, воле,
Чтоб на старое свернуть.
Где ж ты делась, бабка Ежка?
Где же батю отыскать?
Хоть бы краешком немножко
Вас бы снова увидать?
Плачет Бес. Катятся слезы,
Подбородок мокрый стал.
Ну, никак такой угрозы
Для себя не ожидал.
Уж Темнила так и этак:
- Ну, чего ж? Не плачь, дружок!
- Если б тятьку напоследок
Я б еще увидеть мог!
Не смотри, что тятька страшный.
Может, тоже он любить.
Он нисколько не опасный,
Коль его не разозлить.
Кто же дом его порушил?
Как он это допустил?
- Хватит ныть! Меня послушай!
Что ты нюни распустил?
7
Громко каркнула ворона:
- Ну, чего ты тут ревешь,
Словно маленький ребенок?
Спать детишкам не даешь.
- Эх, ворона, друг мой верный! -
Бес качает головой.
- По всему видать, наверно,
Я остался сиротой.
Что случилось с тятькой, с маткой
В заповедном их лесу?
Тяжело вздохнув, украдкой
Бес опять смахнул слезу.
- Что случилось? Что случилось?
Кар! Не знаешь, что ль, дурак?
Все у нас переменилось,
Все у нас теперь не так.
- Что ж случилось? Лишь полгода, -
Отвечает домовой, -
Из далекого похода
Возвращались мы домой.
- Кар!
Совсем вы не слыхали,
Что была здесь за борьба?
- Да откуда ж? В эки дали
Нас забросила судьба.
Тут ворона опустилась,
Муху склюнула с крыла,
Встрепенулась, ободрилась
И рассказ свой повела.
РАССКАЗ ВОРОНЫ
В славном стольном Киев-граде
Держит власть Владимир-князь.
Он старинной веры ради
Хоть кого затопчет в грязь.
На крутом днепровском бреге
Город идолов воздвиг.
Видят даже печенеги
Из степи их грозный лик.
Чтоб грядущее разведать,
Собирал совет жрецов.
- Будет князю ли победа? -
Вопрошали у богов.
Возвращаясь из похода,
Князь дары в чертог везет.
При стечении народа
К изваяньям их кладет.
Был здоров, цветущ… И что же?
Заболел вдруг, занемог.
Встать с постели он не может,
Будто бы лишился ног.
Вкруг него жрецы колдуют
Шумной пестрою толпой,
Бьют в щиты, на воду дуют…
Только пользы никакой.
Уж руки поднять не может,
Не кивнет уж головой.
И тоска такая гложет
Сердце храброе его.
И заморский фряжский лекарь
Врачевал и так, и сяк.
И из Персии приехал
Самый знаменитый маг.
Но однажды ранним утром
У ворот дворца возник
Малый ростом, с взглядом мудрым
И седой, как лунь, старик.
- Пропустите! - к страже молвит.
- Знаю я один завет.
Коли князь его исполнит,
Проживет немало лет.
Провели в опочивальню.
Может, правду дед сказал?
Здесь безмолвный и печальный
Князь, как лучик, угасал.
Взял в ладони князя руку.
Тихо начал князь стонать.
А старик склонился к уху
И давай ему шептать.
Что шептал, никто не знает…
Через сутки хвори нет.
Князь поднялся, созывает
Во дворце своем совет.
За столами восседает
Вся дружина. Лучший люд!
Каждый князя поздравляет.
Слуги кушанья несут.
- Други! – молвил князь великий.
Над столом поднялся он.
И тотчас умолкли крики
И питейных чашек звон.
- Веря в ложную химеру,
Нам великими не стать.
Надо истинную веру
Нам немедленно принять.
Тут воскликнул воевода,
Что от князя в двух шагах,
Весь израненный в походах,
Смел и в брани и в словах.
- Что-то, княже, не пойму я
Суть того, что ты сказал.
Веру древнюю, святую
Ты химерою назвал?
А не ты ли истуканов
Повелел установить,
Где неверных, как баранов,
Режут дух их усытить?
Возразил ему дружинник:
- Князя одобряю я.
Так, как мы доныне жили,
Больше , други, жить нельзя.
Я, друзья, хотел бы дядю
Вот о чем сейчас спросить:
«Может одного дитятю
Сразу десять жен родить?»
Стар и млад развеселился.
Воевода хохотнул:
- Аль ты разума лишился?
Вот загнул так уж загнул!
- И земля – творенье. Только
Всеобъемлюща. Все в ней.
Почему ж у чада столько
И отцов и матерей?
Есть отцы у плеч, ладоней,
У волос, у живота,
У крови, что сердце гонит,
У ушей, у глаз, у рта…
- Что ты чушь несешь, племянник
Ничего я не пойму!
Ведь отец один! Начальник
Он творению всему.
- Ты, конечно, прав. Так что же?
Вывод-то тогда каков?
Бог един. И быть не может
Никаких других богов
Закричал Твердил-боярин,
Сжав до боли кулаки:
- Это что ж выходит, парень,
Наши предки – дураки?
- Не о том же я…
- Не якай!
Молод больно рассуждать!
Дай лишь волю, будет всякий
Веру предков порицать.
Цыц! Размажу , словно кашу,
На кусочки порублю!..
Будем пить! Про веру нашу
Болтовни не потерплю!
Каждый в сечи за другого
Жизнь немедленно б отдал,
А теперь же, как на злого
Неприятеля, восстал.
За грудки берут друг дружку.
Крики, вопли, ругань, стук!
И пускают другу юшку
Самый лучший его друг.
Тут такое закипело,
Что немного подождать,
И ножи б пустили в дело
Кровь друг другу отворять.
.Князь поднялся. Забияки
Попритихли, видя это.
- Я собрал вас не для драки,
А для мудрого совета.
Еще совсем-совсем недавно
Я смерть готовился принять.
Старик, неведомый и славный,
Явил мне Божью благодать.
Он говорил совсем немного,
Но не забыть мне этих слов:
«Коль веру в истинного Бога
Я обрету – воскресну вновь».
- А может, ты и прав! Конечно,
В почете должен быть отец.
Но предки тоже не безгрешны
И не во всем нам образец.
- Мне тоже любы князя речи.
И братьям дал бы я совет:
Упорство хорошо на сечи.
И то порой приносит вред.
- Пусть будет так, как князь глаголет!—
Кричит тщедушный старичок.
- К тому же, нас никто неволит.
Хоть в Бога верь, а хоть в горшок.
И вот заморские явились
Послы во стольный Киев-град.
Своею верою хвалились,
Как земледелец хвалит сад.
Что ни посол, то ритор пылкий!
Так все распишет – благодать!
Скребут советники в затылке:
Так , видно, правды не узнать.
- Пускай, бояре,- рек Владимир,-
За море едут сей же час!
Гораздо лучше раз увидеть,
Чем что-то слышать много раз.
Посылает князь послов
В Рим, Царьград и Палестину,
Чтобы веру тех краев
Изучили чин по чину.
И в халифские края,
Где аллахом всяк клянется…
Бог один, как и земля,
Лишь по-разному зовется.
И возвратившись в стольный град,
Послы подробно рассказали,
Какую веру и обряд
В далеких землях увидали.
И в душу больше всех запал
Рассказ о вере православной,
Той, что в Византии державной,
Великий Константин признал.
- Вступишь в храм Святой Софии –
Попадешь в небесный град.
Здесь апостолы, святые
На тебя кругом глядят.
Тихо ангелы порхают.
Неземные голоса
Богу славу воспевают.
Благолепие! Краса!
Все увидели воочью:
Счастье рая, ужас тьмы.
И крестились той же ночью.
Христиане ноне мы.
Тут же князю рассказали
Про страдания Христа:
Как пытали, как распяли
И как мертвого с креста
Сняли и похоронили.
А потом воскрес Христос,
Смертью смерть поправ…
И были
Их глаза влажны от слез
И выбрал князь.
И летним днем
Народ собрался над Днепром.
И было столько люду – страсть!
Что негде яблоку упасть!
И заявил Владимир так:
«Кто не придет, мне будет враг».
Зашли все в воду и крестились,
И Богу новому молились.
Волхвов из Киева изжили,
И капища огнем пожгли,
Под корень идолов срубили,
Потом на щепки посекли.
Перуна ж в Днепр затолкали,
Отправили в далекий путь.
У берегов с баграми встали,
Чтоб не приткнулся где-нибудь.
Как порушение такое
Терпеть и духам, и богам?
Не стало больше им покоя.
Везде дают им по рогам.
Дружинники тут проезжали
И завернули в наш лесок.
И батьке так накостыляли,
Что еле ноги уволок.сожгли избу на курьих ножках.
Мол, так ей, ведьме, поделом!
Ах, где ж ты, где ж ты, бабка Ежка?
Куда летаешь с помелом?
Поймали в невод Водяного.
Едва убег он чуть живой.
Как басурманина какого,
Лупили веслами его.
Как! Кар! Все ваши разбежались:
В тайгу, в болота… Кто куда!
Так что, ребята, зря старались!
Из экой дали шли сюда!
Сидят два друга на пенечке.
Потряс вороний их рассказ.
- Ну, все! Счастливые денечки
Теперь закончились для нас.
И Бес махнул мохнатой лапой.
- Ну, жизнь настала – ай-лю-ли!
И нам пора туда же чапать,
Пока нас здесь не загребли.
Ну, что ж… вставай, товарищ милый,
Единственный и дорогой!
- Я не пойду!- сказал Темнила.
- Я ж не ходок, я ж домовой.
- Но жизни здесь тебе не будет.
Шпынять начнет любой мужик.
- Ты уж прости! Я все же к людям.
Я жить в болоте не привык..
Мне надо же тепло и сухость,
И запах пирогов и щей.
Мне надо разговоры слухать.
Ну, не могу я без людей.
Снова домовой за печкой.
Шерстка гладкая, как шелк.
Бьется радостно сердечко.
До чего же хорошо!
Спит весь день. Как ночь настанет
(Тихо. Люди лягут спать),
Домовой проснется, встанет
И отправится гулять.
На столе хозяйка чашку
Оставляет каждый раз.
Иль похлебку, или кашку,
Ломоть хлеба, терпкий квас.
Подкрепившись же, Темнила
Молча избу обойдет.
Иль щипнет, иль спрячет шило –
Пусть старик его найдет.
Выйдет и не скрипнет дверью
(Как никак все ж домовой!),
Встанет, смотрит на деревню,
Дышит свежестью ночной.
Лишь бы было тихо-мирно,
Лишь бы не было войны!
Да была скотина жирной!
Да хозяева смирны!
Обойдет овин и ригу.
Спит корова, спит овца.
Если нет, притащит мигом
Для лошадки он сенца.
На качелях покачаться.
Вот захватывает дух!
Только гуси раскричатся.
Все услышат. Вот уж слух!
Надо встретиться с другими.
Посидеть, потолковать.
Ведь общаясь с домовыми,
Столько можно разузнать.
Подойдет, заглянет в будку.
Дрыхнет пес сторожевой…
Прокричал петух побудку.
Что ж… пора и на покой!
СКАЗ О ФОМЕ-БОГОМАЗЕ
Как-то выбрался Темнила
Из-за печки в поздний час
И застыл в недоуменье:
Почему горит лучина?
Пригляделся он, прищурясь,
Так как что-то плоховато
Стал в последний год он видеть.
Пред лучиною склонившись,
Видит он, сидит Фома.
Сын хозяйский, отрок юный,
Лет пятнадцати, не больше.
Он к юнцу подкрался тихо.
И стараясь не дышать,
Заглянул через плечо.
Что ж Фома такое деет –
Домовой понять не может.
Пред Фомой доска большая,
А на той доске чудесный
Нарисован чей-то лик.
Муж прекрасный, с тонким носом,
Шелковистыми власами,
С бородой, в одежде темной,
А вокруг его главы нимб златой
Горит, как солнце.
Показалось домовому,
Что лучи его струятся
И рассеивают мглу.
Где Фома коснется кистью,
Там доска живою станет,
Заиграет новым цветом.
Оторвать не может взгляда:
Волшебство пред ним творится.
И не знал о том Темнила,
Что Фома который год
Учится у богомаза,
Грека, что на Русь приехал
Богом данному искусству,
Что уже он научился
Выбрать правильную доску
Без малейшего изъяна
И с особым животворным
Соплетением волокон,
Что уже Фома умеет
Приготовить эту доску
Так, чтоб цвет ложился чисто,
Чтоб на ней играли краски,
Чтобы нимб горел, как солнце,
Чтоб не ел ни жук ту доску,
Чтобы плесень не ложилась,
Чтоб не трескалась на солнце,
От годов бы не темнела,
Что умел Фома искусно
Добывать любую краску,
И ему открыта тайна
Их гармонии небесной,
Что умел смешать он краски,
Чтоб как можно достоверней
Передать святые лики,
Что постигнул он каноны
Росписи иконописной,
Знал символику пропорций
И цветов, и построенье,
И откуда что берется.
То, что долгими годами
И бессонными ночами
Постигает муж разумный,
Он осваивал за месяц,
За неделю, за часы.
И порой без поученья
Доходил умом своим
Этот худенький мальчишка
До великих откровений.
Не прельщали его игры.
Днем, от всех уединившись,
Над иконами сидел он.
«Вот он Бог, Святый и Правый,
На меня глядит сейчас,
Он меня благословляет,
Он в меня вселяет силу»,-
Так Фома шептал порою.
И о нем уж говорили:
«Не от мира он сего.
Из него не будет пахарь,
Из него не будет воин,
Ни кузнец, ни гость не будет.
Ни от мира он сего.
А Фома уж твердо верил
В путь особый свой. В служенье
Господу он видел смысл.
И еще Фома уверен,
Что другим помочь он должен
Красоту увидеть Божью,
Ту, что души очищает…
«Так значит вот он Бог каков!
И не похож на тех богов,
Которые в дворце хрустальном
В краю неведомом и дальнем
С таким размахом пировали,
Дрались и пели, и плясали.
Перун же – самый главный бог,
Как воин, видимо, не плох.
И мудр он, и грозен он,
Да только доброты лишен.
Он глыба, полон он страстей,
Но нет любви, как во Христе,
Нет состраданья, соучастья,
Со-чувства нет и со-причастья.
О Хорсте, Велесе и Роде
И говорить не стоит вроде.
Они владыки и тираны
И холодны, как истуканы.
Боится их любой и всякий,
Пред ними все простерлись в страхе.
Теперь иного вижу Бога,
Как будто бы отца родного.
И всё живущее на свете –
Всё это плоть его, всё дети».
Фома внезапно обернулся
И прошептал:
- Ты кто такой?
- Как кто?-
Темнила поперхнулся.
- Я… это… вообщем домовой.
Живу я здесь. Днем сплю за печью.
Вылажу ночью на простор.
И потому и не замечен
Я был людями до сих пор.
Живу, как будто за оградой.
Встречаться с вами мне нельзя.
А вот сегодня… это ж надо!
Опарафинился так я!
- Да мне-то что… Живи, не жалко.
Но я-то думал, что сейчас
И домовые, и русалки,
И лешие ушли от нас
В болота, к Гогу и Магогу ,
Где вовсе люди не живут.
Они ж терпеть креста не могу,
Они же от креста бегут.
- Это так!- кивнул Темнила.
- Разбежались кто куда.
От креста воротят рыло
Да вопят: «Беда! Беда!»
Только тут такое дело –
Соглашайся или нет –
Не судить бы внуку деда,
Что в иное верил дед.
Жизнь-то не стоит на месте.
Уж не мне ли это знать:
Я ж прожил уже лет двести
Или даже двести пять».
Говорил Фома с Темнилой
Почитай что битый час:
И про то, как раньше было,
И про то, как есть сейчас.
Хрипков Николай
632832 Новосибирская обл.,
Карасукский р-н, с. Калиновка
Дом. Телефон 58-299
Е-mail: chripkow@mail.ru
