Не солоно вкушая семь из стрел,
Катаясь по земле, где дельта — два,
Укромный мир очнулся ото сна.
Прошла, не оставаясь, самая обычная весна,
Мне лекции внушая, чувствуя полет едва,
Сжигая хворост неприметных дел.
Разнообразие из раковин времен начальных —
Тенистых проходных забора и кленовых сур,
Сокрытия непознанных мясистых гор —
Все только и желает мой безудержный анкор
Поведать, словно воскрешенный балагур,
Найти все горизонты детских глаз печальных.
Все просто... Разница бросается в глаза.
Не первый век томился ожиданьем
Жизнь ищущий, стреляющий по стенам.
И потому в десяток стал отменным
Понять неслыханным доселе обещаньем
Ревущий столб с очаровательными «да».
Ища обыкновение в кристаллов блеске
За отвергаемым прохожими кустом
Пришла задача воздуха чело познать
И обернуться, вспоминая знать
В занятии не очевидном и простом,
Мешая разуму остаться бликом лески.
Из прошлых жизней часть — напротив;
Из ощущений — лета бесконечность
И мысли о простом, понятном и моем.
Один я здесь? Вдвоем? Втроем?
Кто огородит замкнутую вечность,
Встав на колени, не рождая «против»?
Кто выйдет к склону как новорожденный Бог,
К столбу прильнет стыдливо и угрюмо?
Вопросов много было в те мгновенья.
Никто не знал, что скоро будет тленье
Не с головы, а с каменного трюма —
Все так, как замышлял растущий мох.
Не закопать рассвет в разбитый камень мрака,
Разносторонних взглядов не жалеть укор
И не спасти в глазах упрятанные слезы.
Но недоступны миражей слепых курьезы
По разбежавшимся, кто ведает отпор
Невыносимо выжатого снами жидкими барака.
Они в свободе одиноких опасений
Мечтать пытаются о возрасте из глины,
Срывая угли с райских вишен.
И из одной, но многолико лишней,
Заросшей песнями, где у корней — эллины,
Печати, вырастает странный хрип осенний.
Не рано и не поздно все, что есть, забыть;
Из моря вынуть след, что не найдется
В каратном золоте в грядущие недели.
Два мира жизнь неброскую надели;
Она к распаду лишних знаний вся протрется,
Гуляя по воде и не пытаясь плыть.
Двоякое не сыщется мне слово срамом
И не испишет листьев вырезанный год.
Но все основано. Колонны золотые
Приглушат сосны, липы вековые;
Их телом распадется плоть
И в будущее уплывет спокойным ламой.
Одна кровать — гряда под облаками;
Прожить не получается в кавычках
Под гром песочных весел до послов,
Скрывающих последний смысл мертвых снов,
Замерзший в трепете звонков, привычках
Нести свой крест ладонями и кулаками.
Не проторить того, что выйдет залпом
Из мраморной насечки на стволе
Папирусного августа прямыми до забора
И знаками, и бешеных часов затвором,
Минуты что смыкает на волне,
Прикинувшись не скатом и не карпом...
Вот так и подошел к понятиям о славе
Рассудка, горькою анафемой созревшего
По поводу необъяснимых дней в дыму.
Опустошительно я тело капли подыму,
Считая по-арабски вдаль смотревшему
Картины, что живыми с горизонтом стали.
